В очередной раз бросив на часы встревоженный взгляд, Александр, после гибели комиссара снова принявший отряд под командование на правах старшего по званию, отдал приказ поджечь грузовик и немедленно уходить. Спустя пару минут полугусеничник, мерно покачиваясь на неровностях разбитой грунтовки, уже пылил в намеченном направлении, благо карта имелась – та самая, что оставил Дубинин. И на которой было обозначено место, где он спрятал свой поврежденный гадами-немцами автомобиль, который тоже следовало найти и в целости и невредимости доставить к нашим, поскольку секретный прототип. Все-то у товарища батальонного комиссара секретное… было.

На этой мысли капитан загрустил и, чтобы отогнать невеселые мысли, занялся требующим перезарядки оружием. Продолжая тем не менее прокручивать в уме их дальнейшие планы. Если верить словам товарища Дубинина – а не доверять ему с определенного момента казалось летчику просто кощунственным, – до передка всего около полусотни километров. Как сам комиссар и сказал: «пару часов езды». Но он же и предупреждал, что четкой линии фронта нет, так что есть шанс наткнуться на немцев, контролирующих перекрестки ключевых дорог. И какой отсюда вывод? Правильно, с верного направления не сбиться, того, что комиссар на карте обозначил. Отложив автомат, Захаров торопливо вытащил из планшета карту и вгляделся в условные обозначения. Лишь бы нужный поворот не пропустить, вот этот, что красным карандашом обведен, тогда совсем кисло может стать….

Вопреки опасениям комэска, до своих они добрались без приключений, не встретив по дороге ни одного фрица – привязалось же брошенное комиссаром словечко! Периодически над головой пролетали немецкие самолеты, и одиночки-авиаразведчики, и идущие девятками бомберы или группы пикирующих «восемьдесят седьмых», но на пылящий по лесной грунтовке бронетранспортер они внимания не обращали. То ли узнавали «своего», то ли, что скорее, просто не видели на дороге, большей частью скрывающейся под кронами деревьев.

А затем бронетранспортер обстреляли. К счастью, без серьезных последствий и жертв: пули расколотили фару и пробили правое переднее колесо, из-за чего бронемашина вильнула в сторону и заглохла поперек дороги. Сидящий рядом с мехводом сержант Гаврилов, решивший, что они нарвались на гитлеровцев, рванулся к курсовому пулемету, однако Захаров уже разглядел в смотровое окошко засевших в зарослях красноармейцев. Рискуя получить шальную – а то и прицельную, поди знай! – пулю, капитан высунулся наружу, неистово замахал шлемом и выдал недлинную тираду на русском командном, мгновенно убедившую атаковавших в том, что едут свои. Спустя минуту бэтээр уже окружили пехотинцы с трехлинейками в руках, с искренним интересом осматривая трофейную технику. Видно было, что их распирает от любопытства, но задавать вопросы никто не спешил. Наконец, самый смелый, немолодой пехотинец со старшинской «пилой» на малиновых петлицах, не выдержал, обратившись к Гаврилову (комэск так и сидел внутри бронемашины, не рискуя оставить без присмотра драгоценный груз):

– Гляжу, знатный у тебя броневик, сержант. Спереду вроде как автомобиль, а сзаду – вроде уже танк.