— Михаил Евгеньевич, — твердо заявил Терехов, — произошла странная и очень неприятная история. Каким-то образом текст моего романа оказался заменен другим.

— Ха! — бросил с презрением компьютерщик, всем видом показывая, что автор несет чушь, поскольку сам и принес в издательство текст, от которого сейчас так упорно открещивается.

— Да? — спокойно сказал Хрунов. Жена должна была заехать за ним на машине, у него оставался еще час времени, и в возникшей ситуации он мог разобраться без спешки, гнева и пристрастия. — Варенька, на какой стадии работа?

— Готова первая корректура, — мрачно сказала Варвара. — Согласно плану, книгу нужно сдать в типографию в понедельник.

— Сегодня среда, — сообразил Хрунов. — Два рабочих дня. Если Владимир Эрнстович заменит рукопись…

— Не успеем! — сказала Варвара.

— Когда ж мне читать столько? — одновременно воскликнула Дина.

Компьютерный гений промолчал — это была не его проблема, — а Терехов объяснил наконец ситуацию, в которую за два прошедших часа женщины врубиться так и не сумели:

— Я не могу заменить рукопись, — сказал он. — У меня ее нет.

— Как это? — не понял Хрунов. — Существует же копия. На диске, на «винте»…

Сдерживая эмоции и подбирая слова, чтобы не использовать при женщинах нецензурных выражений, Терехов рассказал о происшествии в метро, исчезновении и возвращении «дипломата», о вирусе, внезапно поразившем его компьютер, и о том, наконец, что ни единой копии нового романа — кроме сданной в издательство — у него не осталось. И если в издательстве текст оказался кем-то подменен…

— Текст был на диске, а диск принесли вы, — встрял наконец в разговор компьютерщик.

— Черт! — воскликнул Терехов. — Значит, этот грабитель из метро… Он заменил диск с моим романом и записал какой-то другой!

— Под вашей фамилией? — поднял брови Хрунов. — Так не бывает, извините… Варенька, то, что нам принес Владимир Эрнстович и от чего сейчас почему-то отказывается, — это хорошая книга?

Варвара переглянулась с Диной, посмотрела на Терехова и твердо сказала:

— Да. Хорошая. В сто раз лучше той дряни, что писал Владимир Эрнстович раньше.

Такого выпада от всегда вежливой Варвары Терехов не ожидал совершенно и потому не сумел издать ни звука, только повел шеей, будто ему не хватало воздуха.

— Как называется? — спросил Хрунов. — Я имею в виду то, что готово к сдаче.

— «Вторжение в Элинор», — сказала Варвара.

— Ничего, — оценил Хрунов. — Продолжайте работать. Другого романа нам Владимир Эрнстович представить не может, верно?

— Да я вам что — Россини? — вырвалось у Терехова. Почему ему в голову пришло имя итальянского композитора, он не знал и сам — кажется, слышал о том, что, оказавшись в похожей ситуации (в начале девятнадцатого века?), Россини за неделю написал новую оперу, оказавшуюся тем самым «Севильским цирюльником», которым уже почти два столетия восхищались меломаны.

— Не может, — сделал вывод Хрунов, знавший, видимо, что Россини все-таки не успел за неделю написать новую оперу. — Продолжайте работать, — повторил он. — В другой раз Владимир Эрнстович будет внимательнее. А рукопись, — он протянул руку к папке, которую Дина прижимала к груди, — я на досуге почитаю.