— С кем этим? — негромко уточняет Ребекка.

— С этим совершенно невероятным мужчиной. — Эти слова просто срываются у меня с губ, и с этой секунды я понимаю, что попалась.

Ребекка пятится, потирая подбородок, как будто бы ее ударили. Она отворачивается, и я пытаюсь представить выражение ее глаз, когда она повернется ко мне лицом.

— Как бы там ни было, что происходит между тобой и Сэмом?

Я чувствую, как заливаюсь краской от шеи до бровей. Обхватываю пылающие щеки руками, стараясь остановить этот процесс.

— Ничего, — шепчу я, обидевшись, что она могла такое обо мне подумать. Моя собственная дочь. — Абсолютно ничего! — Но у меня блуждают безумные мыслишки.

— Не думала, что вы двое сможете поладить.

— Я тоже. Но мне кажется, сейчас речь не о совместимости характеров.

Так мне кажется. Тогда о чем речь? Джоли стоит в голове очереди, жонглирует несколькими стаканчиками с мороженым.

— Нужно возвращаться, — говорю я, но не двигаюсь с места.

— Мне кажется, тебя влечет к Сэму, — констатирует Ребекка.

— Да брось ты! Я же замужем, забыла?

Слова слетают с губ автоматически. Замужем…

— А ты еще помнишь?

— Разумеется, я не забыла. Мы с твоим отцом женаты уже пятнадцать лет. Разве замуж выходишь не по любви?

— Это ты мне ответь, — говорит Ребекка.

Я прищуриваюсь.

— Конечно, по любви.

А там посмотрим, сможешь ли ты продолжать любить того, за кого вышла замуж. Но сейчас речь не об этом.

— Сэм для меня просто друг, — многозначительно говорю я. — Мой друг.

Если постоянно это повторять, и сам поверишь.

Среди зарослей, словно из ниоткуда, возникает пруд. Он квадратный и мерцающий, с трех сторон окруженный короткой, опаленной солнцем травой, а с четвертой — самодельным пляжем. Сэм говорит, что дно тут песчаное.

— Мне все равно, — весело отвечаю я. — Я плавать не собираюсь.

— Держу пари, ты передумаешь, — уверяет он.

— А я держу пари, что нет, — говорит Джоли. — Я двадцать лет пытаюсь затянуть ее в воду. — Он кладет укулеле, на котором играл, на полотенце и снимает футболку. На нем выцветшие полосатые плавки. — Я уже иду! — кричит он Хадли и Ребекке, которые ждут у воды.

Я начинаю аккуратно расстилать полотенца. Делаю это так, как мне больше всего нравится: чтобы все полотенца прилегали друг к другу, чтобы на них не попадал песок.

— Пойдем хотя бы к воде, — зовет Сэм.

Я поднимаю глаза и успеваю увидеть, как Хадли красиво ныряет головой вниз с одного из двух пирсов, доходящих до середины пруда.

— Ладно, — соглашаюсь я. Половину полотенец я расстелить не успела. — Но я только постою на берегу.

Хадли с Ребеккой на мелководье. Он подплывает под нее и усаживает себе на плечи, а потом встает — моя дочь возвышается над озером, как великанша. Она ныряет, всплывает на поверхность и убирает волосы с лица.

— Еще раз! — кричит она.

Я не успеваю заметить, как Сэм завел меня по щиколотку в воду.

— Не так уж и страшно, верно?

Вода теплее, чем я ожидала. Я киваю. Вглядываюсь в подкрашенную голубизну воды и замечаю их.

Если бы я не знала наверняка, то подумала бы, что мои ноги окружают миллионы скрюченных сперматозоидов. Я чуть ли не выпрыгиваю из воды, но Сэм тянет меня назад.

— Это всего лишь головастики, понимаешь? Из них вырастают лягушки.

— Я не хочу, чтобы они плавали вокруг меня.

— А у тебя нет выбора. Они тут раньше поселились. — Он опускает руки в воду. — В детстве, мальчишками, мы носили головастиков домой в ведре.