Сейчас я понимаю, что, наверное, напугал ее до смерти, но тогда я не мог мыслить здраво. Однажды вкусив мед, я не собирался возвращаться на хлеб и воду. Я стал звонить Джейн ежедневно и ездить из Кейпа два, а то и три раза в неделю. Тогда я работал с водоемами, затопляемыми во время прилива, и целые дни проводил, наблюдая за ними, за беспозвоночными: крабами и моллюсками, за ламинариями — целыми сообществами, которые разрушались от беспощадного прилива волны. Я переворачивал мечехвостов и без всякого интереса распутывал щупальца морских звезд. Ничего не записывал. А когда мой руководитель из Вудс-Хоула заинтересовался моим отношением к учебе, я сделал единственно возможную вещь — перестал встречаться с Джейн.

Я ничего не добьюсь, если целыми днями буду думать только о том, как предаться страсти. Я много чего наговорил Джейн: что заболел гриппом, что меня подключили к изучению медуз и нужно провести предварительные исследования. Я больше времени стал уделять работе, а Джейн звонил время от времени — на расстоянии безопаснее.

Примерно в это же время я стал свидетелем чуда: у черного дельфина в неволе родился детеныш. Мы следили, как протекает беременность у матери, и так вышло, что я был в здании, когда начались роды. Мы поместили ее в огромный подводный резервуар, чтобы было лучше видно, и, естественно, когда случается подобное чудо, все бросают свои дела и бегут посмотреть. Детеныш выскользнул в потоке кишок и крови. Мать плавала кругами, пока он не научился ориентироваться в воде, а потом подплыла снизу, чтобы поднять его на поверхность глотнуть воздуха.

— Вот так не повезло! — сказал стоявший рядом со мной ученый. — Родиться под водой, чтобы дышать кислородом.

В тот день я пошел в город и купил обручальное кольцо. Раньше мне это не приходило в голову: единственное, что может быть лучше, чем стать знаменитым в своей области, — стать знаменитым, когда рядом будет Джейн. Почему бы не совместить эти две вещи? Не вижу препятствий. Я знал, что Джейн обладает всеми теми качествами, которые никогда не станут главными во мне. Если рядом будет Джейн — у меня будет надежда. Я понял, что такое жертвовать собой.

Джейн. Милая странная Джейн.

Поверит ли она во второй шанс?

Неожиданно испугавшись своего поведения, я скрещиваю руки внизу живота. Быстро, как только могу, натягиваю одежду, застегиваю чемодан. Нужно убираться, пока не пришла официантка. О чем я думал? Тяну чемодан по длинному коридору к лифту, прячусь за балюстрады, чтобы удостовериться, что она не приехала в лифте. После, успокоенный негромкой музыкой, я делаю глубокий вдох и мчусь на первый этаж, думая о Джейн. О Джейн, об одной только Джейн.

33

Ребекка

По словам Джонса из Индианаполиса, ведущего местной радиостанции (просто наш однофамилец), температура достигла отметки в 48 градусов.

— Сорок восемь градусов, — повторяет мама. Она убирает руки с рулевого колеса, как будто и оно уже начинает плавиться от жары, и присвистывает. — От такой жары люди умирают.

Засуха и горячая волна воздуха привели нас в замешательство. Казалось, что время тянется невыносимо медленно, хотя наверняка виной всему была просто жара. Мы доехали до Индианаполиса, но мне уже стало мерещиться, что мы никогда отсюда не выберемся. Если так пойдет и дальше, этот автомобиль взорвется прямо на ходу.

Становится настолько жарко, что я уже больше не могу сидеть. Не думала, что когда-нибудь это скажу, но я жалею, что мы оставили наш старый универсал. У него в салоне было достаточно места, чтобы укрыться в тени.