Слева от него к стене была подвешена деревянная лестница, которая, по всей видимости, предназначалась для мытья окон. Под ней в углу он обнаружил моток веревки.

Харлоу прошел в угол, снял лестницу, закрепив веревку за верхнюю перекладину, поднял и надел лестницу на металлическую балку, потом вернулся к двери и выключил свет. Подсвечивая себе карманным фонариком, он без труда взобрался по лестнице на балку. Оттуда после нескольких попыток ему удалось снова зацепить за крюки на стене лестницу нижней перекладиной. Отвязать канат, небрежно смотать его в бухту и бросить на прежнее место уже не представляло труда. Балансируя, он поднялся на балке во весь рост, дотянулся до открытой рамы, сделал усилие, просунул сначала голову и плечи в окно и растворился в ночной темноте.

Мак-Элпайн и Даннет долго сидели за столом в опустевшем баре, молча потягивая шотландское виски. Мак-Элпайн поднял свой стакан и улыбнулся невесело.

— Итак, мы пришли к концу этого прекрасного дня. Господи, как же я устал.

— Значит, вы окончательно решили, Джеймс. Харлоу остается.

— Это из-за Джекобсона. Он поставил меня в безвыходное положение.

Харлоу бежал по ярко освещенной улице. Внезапно он остановился. Улица была пустынна и хорошо ему знакома, но неожиданно впереди него замаячили две фигуры: два высоких человека, идущих ему навстречу. Он помедлил немного, потом быстро огляделся и нырнул в нишу перед входом в магазин. Он стоял неподвижно, прижавшись к зданию, пока те двое проходили мимо: это были Николо Траккиа и Вилли Нойбауэр, поглощенные серьезным и важным разговором. Как только они прошли мимо, Харлоу вышел из своего укрытия, проследил настороженно, когда Траккиа и Нойбауэр скроются за углом, и снова бросился бежать.

Мак-Элпайн и Даннет выпили по стакану, и Мак-Элпайн вопросительно взглянул на Даннета.

— Хорошо, я считаю, что иной раз необходимо принимать подобные решения, — сказал тот.

— Я решился, — ответил Мак-Элпайн. Они поднялись и, кивнув на прощание бармену, вышли.

Харлоу бежал в направлении неоновой рекламы отеля. Замедлив шаг, он миновал главный вход, свернул вправо на аллейку, прошел по ней до пожарной лестницы и начал подниматься сразу через две ступеньки. Его шаги были твердыми и уверенными, координация замечательной, а лицо совершенно бесстрастным. Но глаза блестели, выражая удовлетворение. В них светилась решимость все предусмотревшего человека, знающего, что ему предстоит.

Мак-Элпайн и Даннет остановились перед дверью с номером 412. Лицо Мак-Элпайна выражало тревогу и озабоченность одновременно. Лицо Даннета, как ни странно, было спокойно. Костяшками пальцев Мак-Элпайн громко постучал в дверь. Никакого ответа. Мак-Элпайн со злостью посмотрел на занывшие суставы, взглянул на Даннета и еще яростнее набросился на дверь. Даннет воздержался от комментариев, слова в данном случае были излишни.

Харлоу быстро поднялся на площадку четвертого этажа, перемахнул через перила и благополучно влез в открытое окно. Номер был маленьким. На полу валялся брошенный им открытый чемодан и все его содержимое. Возле кровати на тумбочке стояла настольная лампа, тускло освещавшая комнату, и наполовину пустая бутылка виски. Харлоу закрыл окно и осмотрел его под аккомпанемент непрекращающегося стука в дверь. Голос Мак-Элпайна был высоким и злым:

— Откройте! Джонни! Откройте, или я разнесу эту чертову дверь!

Харлоу сунул обе камеры под кровать. Сорвав с себя черную кожаную куртку и черный пуловер, отправил их следом за камерами, плеснул на ладонь немного виски и протер им лицо.

Дверь распахнулась, и показался ботинок Мак-Элпайна, которым он вышиб замок.