Харлоу первым нарушил молчание, спросив миролюбиво:

— Поскольку я являюсь заинтересованным участником этого действа, то не могли бы вы мне сообщить, что сказал врач?

— Он еще не пришел к конкретному выводу, — сухо ответил Мак-Элпайн. — Он хочет провести серию анализов. Первый из них сегодня вечером в семь часов.

— Предполагаю, что никакой необходимости в этом нет, -так же миролюбиво заметил Харлоу.

— Как это надо понимать? — глянул на него с недоумением Мак-Элпайн.

— В полумиле отсюда есть придорожная закусочная. Остановите там, пожалуйста. Нам надо поговорить.

В семь часов вечера, когда Харлоу должен был находиться в госпитале, Даннет сидел в номере у Мак-Элпайна. Настроение у обоих было как на похоронах. В руках оба держали высокие стаканы с шотландским виски.

— Иисус! Так он и сказал? Сказал, что у него начали пошаливать нервы, что он дошел до ручки и просит тебя найти возможность расторгнуть его контракт? — спросил Даннет.

— Именно так и сказал. Не стоит больше ходить кругами, сказал он. Не надо обманывать других и тем более обманывать самого себя. Бог знает, какое ему потребовалось мужество и сила воли, чтобы сказать так.

— А шотландское виски?

Мак-Элпайн отхлебнул из стакана и надолго вперился взглядом в пространство.

— Смешно, ты не поверишь. Он сказал, что не переносит это чертово пойло и в действительности никогда его не пробовал, за что и благодарен судьбе.

Настала очередь Даннета отхлебнуть своего виски.

— Что же теперь ожидает его? Только не считайте, Джеймс, что я не представляю себе, какой это для вас удар — потерять лучшего гонщика мира! Но сейчас я все внимание сосредоточил бы на Джонни.

— Я тоже. Я очень беспокоюсь о нем. Но что делать? Что делать!

А человек, заставивший всех так волноваться все это время, являл собой образец спокойствия и бодрости. Стоя перед зеркалом в своем номере, Джонни Харлоу то насвистывал, то вдруг умолкал, улыбаясь каким-то своим мыслям. Наконец он облачился в куртку, вышел из номера, спустился в вестибюль, заказал оранжад в баре и сел за ближайший столик. Едва он успел отпить глоток, как вошла Мэри. Заметив Харлоу, она подсела к нему за столик, сжала обеими руками его руку.

— Джонни! — воскликнула она. — Ох, Джонни!

Харлоу посмотрел на нее печально.

— Отец сейчас сказал мне. Что же мы будем теперь делать? — спросила она, заглядывая ему в глаза.

— Мы?

Она глядела на него долгие секунды без всяких слов, наконец отвела глаза и сказала:

— В один день пришлось потерять сразу двух лучших друзей.

— Двух... о ком это ты?

— Я думала, ты знаешь. — И вдруг слезы потекли по ее щекам. — У Генри стало плохо с сердцем. Он решил уйти.

— Генри? Мэри, дорогая! — Харлоу ответно пожал руку девушки и посмотрел на нее в упор. — Бедный старый Генри! Что же теперь ожидает его?

— Об этом не волнуйся, все будет хорошо, — вздохнула она. — Папа позаботится о нем в Марселе.

— Тогда все действительно хорошо, ведь Генри было очень тяжело в последнее время работать.

Харлоу несколько секунд молчал в задумчивости, потом ласково освободил свою руку из все еще сжимавших ее рук Мэри.

— Мэри, я люблю тебя. Знаешь ты об этом? Подожди меня здесь немного.

Минуту спустя Харлоу уже был в номере Мак-Элпайна. Он застал здесь и Даннета, который, судя по виду, с неимоверным трудом сдерживал ярость. Мак-Элпайн выглядел откровенно расстроенным. Время от времени он сокрушенно качал головой.