В течение десяти долгих секунд нервного напряжения стояла невыносимая тишина. Потом в коридоре чуть скрипнула половица, на этой вилле полы не были застланы коврами. Дверная ручка повернулась на какие-то миллиметры и снова возвратилась в прежнее положение: чрезвычайно бесшумно дверь начала тихо открываться. Щель между нею и косяком понемногу увеличивалась, пока не достигла десяти дюймов. На мгновение дверь замерла, и в образовавшуюся щель осторожно просунулась голова. Появившийся был смуглолиц, у него было худое, с темной ниточкой усов лицо и черные волосы, гладко зачесанные на узкой голове.

Харлоу покрепче уперся левой ногой в половицу, поднял правую и изо всех сил ударил ею по двери возле самой замочной скважины, из которой предусмотрительно вынули ключ. Раздался сдавленный полукрик-полустон. Харлоу рванул на себя дверь, и короткий, в темном костюме человек ввалился в комнату. Не выпуская оружия, он зажимал окровавленное лицо, вернее то, что от него осталось. Нос был полностью расплющен, а о состоянии зубов и челюстей можно было только догадываться. Но Харлоу это мало заботило. Размахнувшись дубинкой, он с силой опустил ее на правый висок злоумышленника. Мгновенно человек, застонав, рухнул на колени. Харлоу взял из его безвольной руки пистолет и обыскал обмякшее тело. Он обнаружил еще нож в ножнах и отобрал и его. Нож был шестидюймовой длины, обоюдоострый, тонко отточенный и заостренный. Харлоу брезгливо сунул его в наружный карман своей кожаной куртки, потом передумал, поменял нож и пистолет местами и, ухватив незнакомца за черные жирные волосы, безжалостным рывком поставил его на ноги. Так же безжалостно он ткнул его ножом в спину, проколов одежду до тела.

— Выходи, — приказал он коротко.

Убийце ничего не оставалось, как только подчиниться. Они покинули виллу и, перейдя улицу, оказались возле маленького черного «рено». Харлоу толкнул человека на место шофера, а сам проскользнул на сиденье за ним.

— Трогай. В полицию, — сказал он.

Человек ответил что-то маловразумительное, с трудом и приглушенно.

— Не могу вести, — судя по всему, буркнул он. Харлоу вынул дубинку и опять коротко стукнул его, теперь уже в левый висок. На какое-то время убийца отключился. Наконец он начал приходить в себя.

— Веди. В полицию, — повторил Харлоу. Это была самая тяжелая поездка из всех, которые знал Харлоу. Водитель находился в полубессознательном состоянии, к тому же он вел машину только одной рукой, другой прижимая окровавленный платок к размозженному лицу. На счастье, улицы были пустынны и до полицейского участка оказалось всего десять минут езды.

Харлоу полувтолкнул, полувтащил несчастного итальянца в участок, сунул его не очень вежливо на скамью и подошел к перегородке дежурного. Двое высоких, могучих и не особенно вежливых полицейских — по форме можно было определить в одном из них инспектора, а в другом сержанта — с интересом наблюдали за его действиями, затем с некоторым даже сочувствием принялись рассматривать человека на скамейке, закрывающего руками окровавленное лицо.

— Я хочу заявить на этого человека, — произнес Харлоу.

— Думается, что это скорее ему следует заявить на вас, — хмыкнув, ответил инспектор.

— Вам, должно быть, необходимо установить мою личность? — Харлоу сделал вид, что не обратил на эти слова внимания.

Он вынул паспорт и водительское удостоверение, но инспектор махнул рукой, даже не посмотрев на них.

— Полиция знает вас в лицо лучше, чем любого преступника в Европе. Но я полагал, мистер Харлоу, что ваш спорт — автогонки, а не бокс.

Сержант, который все еще разглядывал итальянца, тронул инспектора за руку.

— Так, так, так, — сказал он. — Да ведь перед нами наш старый приятель Луиджи Легкая Рука.