|
Он хотел помочь сыну. И этим спровоцировал гибель жены. Он обвинял во всем меня, в том, что я разрушил его семью. Он пытался проломить мне голову в то утро, когда она умерла. Он подстерег меня возле моего дома... он кричал, что я убил ее. А вчера ночью, в тот самый момент, который изображен на фотографии в «Памп», он сказал мне, что эта пуля – за Джинни... Моя жизнь – за ее. Он собирался... он хотел это сделать.
Я умолк. В белой палате стало тихо.
Днем позже я позвонил в больницу в Кентербери и поговорил с дежурной сестрой.
– Как Рэчел? – спросил я.
– Мистер Холли? Но я думала... понимаете, мы все читали «Памп»...
– Но вы же не рассказали об этом Рэчел?
– Нет... Линда – миссис Фернс – запретила.
– Отлично.
– Но вы...
– Со мной все в порядке, – уверил я ее. – Я в Хаммерсмитской больнице.
– Это лучшая больница! – воскликнула она.
– Не спорю. Как Рэчел?
– Вы же знаете, она очень болезненная девочка, но мы все надеемся на трансплантат.
– Она уже под пузырем?
– Да, и она очень храбрая. Она говорит, что это ее дворец, а она королева.
– Передайте ей, что я ее люблю.
– Когда вы... ох. Простите, я не должна спрашивать.
– Я приеду в четверг.
– Я скажу ей.
Кевин Миллс и Индия пришли навестить меня в десять часов утра на следующий день, по пути на работу.
Я снова сидел в своей постели, но чувствовал себя намного лучше. Невзирая на мои протесты, простреленная рука все еще была неподвижно зафиксирована в гипсе. Дайте ей еще день покоя, говорили мне, а пока тренируйте пальцы. Все было прекрасно, только сиделка была все утро слишком занята, чтобы прицепить мне левую руку, которая лежала на столике рядом с кроватью.
Хотя та и не работала как следует, я чувствовал себя без нее голым и ничего не мог сделать сам, даже нос почесать.
Кевин и Индия оба были в замешательстве и слишком уж радостно заговорили о том, как они счастливы видеть, что я выздоравливаю.
– Мои дорогие дети, – сказал я, улыбаясь, – я еще не круглый идиот.
– Послушай... – Кевин поперхнулся. В глаза мне он не смотрел.
– Кто сказал Гордону Квинту, где меня искать? – спросил я.
Они не ответили.
– Индия, вы единственная знали, что я появлюсь на Кенсингтонплейс в восемь часов вечера в воскресенье.
– Сид! – Она страдала, как на Черч-стрит, когда узнала, что в меня стреляли, и она тоже не смотрела мне в лицо.
Кевин пригладил усы.
– Это не ее вина.
– Значит, твоя?
– Ты прав в том, что ты не круглый дурак, – сказал Кевин. – Ты догадался, что произошло, иначе ты бы сразу выгнал нас.
– Верно.
– Суматоха началась вечером в субботу, – сказал Кевин, садясь в кресло. Так ему казалось безопаснее. – Конечно, поскольку в воскресенье «Памп» не выходит, в редакции почти никого не было. Джорджа Годбара не было. Вообще никого не было. В субботу у нас короткий день. |
