— Мне кажется, вам лучше отдохнуть, сэр... Уже почти одиннадцать, а мы должны выехать на воздушную базу в четыре утра. Вы полетите на рассвете.

— Хотел бы я сказать такое же кому-нибудь: столь здорово звучит все это. Пять часов на сон. И вы будете сидеть все это время в холле, а не здесь.

— Сэр? — по-петушиному наклонил голову молодой человек.

— Я намерен отдать вам приказ, — заявил Сэм. — Убирайтесь отсюда! Я не желаю видеть вас больше — до тех пор, пока вы не явитесь привязывать к моим чемоданам бирки.

— Что?

— Проваливайте-ка ко всем чертям! — Сэм что-то вспомнил, и его слегка мутные глаза засмеялись. — Знаете, кто вы, лейтенант? Самое настоящее дерьмо. Теперь мне ясно, что это такое!

Четыре часа... Ему стало интересно. Что ж, попробовать стоило. Но сначала надо выпить. Он налил себе спиртного и подошел к письменному столу. Бросив взгляд на присланные из Пекина снимки,рассмеялся. Да, что там говорить, этому сукину сыну в изобретательности не откажешь. Однако Сэм не собирался рассматривать фотографии. Открыв один из ящиков стола, он достал из него свой блокнот. Листая страницы, попытался собраться, чтобы разобрать свой собственный почерк. Затем, подойдя к стоявшему возле кровати телефону, набрал девятку, а вслед за тем — записанный в блокноте номер.

— Алло! — услышал он мягкий, словно цветы магнолии, голос, и ему почудилось, что он слышит запах цветущего олеандра.

— Миссис Гринберг? — проговорил Сэм. — Это Сэм Дивероу...

— Как дела, майор? — живо спросила Регина, не скрывая своего удовольствия по поводу того, что ей позвонил мужчина. — Мы все гадали, кому из нас вы позвоните первой. И я весьма польщена, майор. Ведь я как-никак старшая по званию. И я действительно тронута.

Потягивая бурбон, Сэм подумал о том, что ее мужа, по всей вероятности, нет дома, и воспоминание о ее вызывающей полупрозрачной рубашке обдало его теплой волной.

— Вы очень любезны, миссис Гринберг. Дело в том, что довольно скоро я улетаю, и весьма далеко. За моря и горы, и далее через моря и острова... — Боже, он не представлял, как бы получше рассказать ей об этом. Он не был даже уверен в том, имел ли право звонить ей. Однако бурбон делал свое дело. — Это секрет... Совершенно секретная миссия... И мне предстоит разговор с... вашим тезкой.

— Ясно, мой милый! И, конечно, вы не упустите шанса и зададите ему все эти столь важные государственные вопросы. Я понимаю вас, поверьте.

— У меня несколько вопросов, и один из них — совершенно приватный...

— Все как всегда. Полагаю, я смогу помочь правительству в его щекотливом положении. Вы остановились в «Беверли-Хиллз»?

— Да, мадам, номер восемьсот двадцать...

— Подождите немного... — И хотя миссис Гринберг, по всей видимости, прикрыла трубку рукой, Сэм услышал, как она сказала: — Мэнни, я должна ехать в город по срочному государственному делу!

Непрекращающийся громкий стук в дверь сопровождался гнусавыми криками Лоудстоуна.

— Боже всемогущий, что это такое? — спросила Регина Гринберг Сэма, толкая его под одеялом. — Это напоминает мне несмазанный поршень.

Не выспавшийся, страдающий с похмелья Дивероу с трудом открыл глаза.

— Это, дорогая, хозяйка Тарзаны, — принялся объяснять он, — голос злого человека, одного из тех, что выплывают на поверхность, когда вздрагивает земля...

— Ты знаешь, какой сейчас час? — продолжала возмущаться Регина. — Позови работающих в гостинице полицейских!

— Не надо, — неохотно вылезая из постели, ответил Сэм.