— Вы хоть знаете, где он?

— Знаем. Нашли. В Хоперском заповеднике.

— М-м, — отозвался он. — Хорошо, что не в Кавказском.

— Хорошо, — возразила она, — что мы нашли, а не они.

— Ну ты же сказала, — возразил Алексей, — что там улажено.

Кира как-то обреченно махнула рукой. Крупная рыжая белка с серыми подпалинами прыгнула в барабан, и колесо шустро побежало под восторженные возгласы детей.

— Ну что ж, — сказал он. — Гордиться надо таким сыном.

Она смотрела на него молча и во взгляде ее смешивались беспомощность и раздражение. И глядя ей в глаза, он внезапно ощутил в себе пробуждение давнего, еще школьного, но, казалось, давно избытого стремления: служить ее желаниям и по первому ее мановению бросаться исполнять ее задания, а еще лучше, предугадывать их.

— А что, — усмехнулся он, — может, мне с ним поговорить?

— Тебе? — изумилась Кира. — Тебе?

— Ну а почему нет?

Она ничего не сказала, только сделала руками какой-то странный жест, который нужно было читать так: «Ну да, ты. Больше некому», но произнесла совсем противоположное.

— Глупости какие-то, — фыркнула она. — Тебе поговорить с Гошей! Да он же даже не знает тебя. Станет он с тобой разговаривать!

— Станет, — излишне твердо, как показалось ему самому, заверил Алексей Киру.

— Правда… — замялась она, но в глазах ее зажглась надежда, и это забытое им выражение ее глаз, которое отражало какую-то глубинную ее сущность, в которую и был он влюблен и которая, несмотря ни на что, продолжала роднить их через столько лет, придала ему уверенности. — Это ж не по телефону поговорить. Это же придется туда ехать, искать его там где-то.

У Алексея было вдоволь свободного времени, чтобы исполнить свое обещание и совсем не было причин, чтобы его нарушить.

— Поищем, — сказал он. — Найдем. Ну а вот теперь ты подумай, подумай вместе со мной, что я могу ему сказать? Я же, в общем, думаю так же, как и он. Или ты считаешь, что я разделяю взгляды господ Авенов и иже с ними?

— Но это же мой сын, — возразила Кира. — Пусть он думает, как он хочет. Просто я очень волнуюсь, ты можешь это понять? Я не могу так жить и дальше не смогу. Если он считает, что мы виноваты, пусть простит нас. Но не проклинает.

— А он проклинает?

— Он Мите в лицо плюнул, такое было. — Она посмотрела на пачку сигарет, появившуюся в руке у Алексея. — Можно?

— Они крепкие, — предупредил он, протягивая ей пачку.

— Просто поговори с ним, — продолжала она, окутанная рваным облачком от задымившейся сигареты. — Просто по-го-во-ри. Скажи, что мир не так прост, как ему сейчас кажется. Нам тоже было пятнадцать лет, и мы тоже мечтали изменить мир… Тогда все так жили, в конце концов.

— Не все, — хмуро буркнул Алексей, и она бросила на него быстрый тоскливый взгляд.

— Алексей, — строго сказала она, — ты судишь людей. Это грех.

— Значит, я грешен, — легко согласился он.

Они вышли из ограды, но не вернулись на велотрассу, а стали спускаться вниз по глинистой немощеной дороге, которая когда-то еще на памяти Алексея служила главной улицей деревни Татарово.