Он прав. Это так ясно, что тетя Варя вдруг сдается и машет рукой:

– Ладно, езжайте. Галя, ты со мной. Приедем позже.

– Мама, пирога хочу! – говорит внизу Костик.

– И я пирога хочу! – повторяет Лена.

– Ладно, ладно, привезем пирога, – смягчившись, обещает тетя Варя.

Мы смеемся и потому уже не сердимся друг на друга. Мы с Королем и детьми решаем ехать прямо домой. Галя и тетя Варя приедут следом.

– Может, мы Леночку с собой возьмем? – предлагает тетя Варя. – Куда вам с двоими? Берите Костика – и хватит.

– Нет! – энергично протестуют они оба. – Мы вместе! Мы с папой!

Не давая Гале одуматься, беру за руки детей, Король перехватывает у Гали чемодан, и мы выходим на площадь. Я пользуюсь тем, что Галя растерялась – видно, ее ошеломили и шумная встреча, и свиданье с тетей Варей после долгой разлуки, и, конечно, Ленинград: ведь моя черниговка никогда еще не ездила дальше Харькова. Наскоро, чтобы она не передумала, уславливаюсь, что мы выйдем встречать ее и тетю Варю к семичасовому поезду, наскоро прощаемся и садимся в трамвай. По-детски держась за руку тети Вари, Галя медленно идет по тротуару, а мы весело машем ей с площадки.

И вот мы снова в дачном вагоне.

Теперь я наконец-то могу толком разглядеть ребят. Наша разлука была не очень уж долгой – как будто они не могли измениться, а все-таки я замечаю много нового. Костик научился говорить «р» и на радостях сует его куда попало: «Мы пили мор-роко! – сообщает он. – У нас на валенках кар-роши новые!» И у Лены новая привычка в разговоре: каждую фразу она повторяет по нескольку раз, пока не дождется ответа.

– Расстегни пальто, расстегни пальто, расстегни пальто, – повторяет она очень мирно и совсем не капризно и, только услышав ответное «сейчас», умолкает.

Голос у нее низкий, басовитей, чем у Костика, и она все время гудит, как шмель.

Король смотрит на ребят, как на незнакомых, удивительных зверюшек, и смеется каждому их слову. Смеется он хорошо, и я впервые замечаю, какие у него ровные, белые зубы.

Едва мы попадаем домой, ребят у меня отбирает Софья Михайловна. Их ничуть не смущает ее хмурое лицо. Да оно и не хмурое сейчас. Она мигом снимает с них пальтишки, валенки, поит чаем. А заглянув к себе, я обнаруживаю чисто вымытые полы и стол, накрытый скатертью.

В столярной мастерской кипит работа. Кудрявая стружка устилает пол. У первого верстака – Плетнев. Он работает с небрежным видом, как будто без всякого усилия, но руки у него ловкие, и дело идет быстро. Метнув на меня короткий лукавый взгляд, он снова опускает глаза. Рядом – Разумов. У этого заело рубанок, он старательно выковыривает застрявшую стружку. Но и он дарит меня веселым, с хитрецой взглядом. Я не слишком обольщаюсь, я понимаю: сейчас всем им хочется доказать мне, что они умеют работать не хуже, чем ломать. А все-таки – как здесь хорошо, как шумно и как не похоже на то, что было еще совсем недавно!

…С семичасовым поездом, как и обещано, приезжают Галя с тетей Варей. Во флигеле три комнаты. В одной – Алексей Саввич и Софья Михайловна, в двух других – наша семья. В первой стоит мой письменный стол, еще столик и тот самый диван, на котором маялся Глебов. Вторая служит столовой и спальней.

Тетя Варя с Галей осматриваются и тотчас начинают что-то передвигать, переставлять. И вдруг, спохватившись, Галя вынимает из сумки белый конверт:

– Это тебе от Антона Семеновича. Прости, забыла сразу отдать.

Торопливо разрываю конверт.

– Поглядите на него! Сразу видно – человек двести тысяч выиграл! – смеется тетя Варя.