Саймон помрачнел:

— И держу пари, все отличные бойцы.

Хотвиг кивнул. Что-то вроде гордости мелькнуло на его лице.

— Все мы умеем сражаться, но те, которые вне кланов, самые… — он искал слово, — самые свирепые.

— И эркингарды не намного лучше. — Голос Слудига был сердитым, но в глазах его горела хищная искорка: это была бы беспощадная и кровавая битва, металл против металла.

— Пора возвращаться. — Саймон оглянулся на темную полосу Имстрека. — До сих пор нам везло.

Маленький отряд снова выехал на открытое пространство. Саймон снова остро ощущал свою уязвимость и близость тысячи врагов, благодаря небеса, что эта бурная погода помогла им подойти близко к лагерю, не сходя с коней. Сама мысль о том, чтобы спасаться бегом от верховых часовых, пробиваясь сквозь ветер и снег, была совершенно невыносима.

Они достигли прикрытия — рощи иссеченных ветром деревьев, которые одиноко стояли у подножий холмов. Когда Саймон обернулся, чтобы посмотреть назад, на брызги огней, обозначавших край спящего лагеря Фенгбальда, гнев, ранее сдерживаемый возбуждением, вдруг забурлил в нем — мысль обо всех этих солдатах, которые спокойно спали в своих безопасных палатках, как гусеницы, которые жиреют, поедая листья прекрасного сада, а теперь лежат, превратившись в уютные коконы. Это были грабители, эркингарды, которые приходили, чтобы арестовать Моргенса, которые пытались захватить Наглимунд. Под предводительством Фенгбальда они сожгли целый город в Фальшире так же равнодушно, как ребенок может пнуть ногой муравейник. И самое главное для Саймона — они выгнали его из Хейхолта, а теперь хотят выгнать еще и с Сесуадры.

— У кого из вас есть лук? — отрывисто бросил он.

Один из тритингов удивленно поднял глаза:

— У меня.

— Дай его мне. Да, и стрелу тоже. — Саймон взял лук и приторочил его к седлу, не сводя глаз с темных силуэтов сгруппировавшихся шатров. — Теперь дай мне этот факел, Хотвиг.

Тритинг молча смотрел на него некоторое время, потом вытащил из-за пояса незажженный факел и отдал ему.

— Что ты будешь делать? — спросил он тихо. Лицо его не выражало ничего, кроме спокойного интереса.

Саймон не ответил. Занятый другими мыслями и позабыв о своей обычной застенчивости, он с удивительной легкостью соскочил с седла, размотал липкую ткань на конце факела и намотал ее на наконечник стрелы, привязав кожаным ремешком, на котором висели его канукские ножны. Укрывшись от ветра за широким корпусом Домой, он достал из сумки кремень и кресало.

— Пойдем, Саймон. — Голос Слудига звучал сердито и встревоженно. — Мы сделали то, зачем пришли. Что ты затеял?

Саймон не слушал его, высекая искру до тех пор, пока липкие складки ткани, накрученной на стрелу, не начали тлеть. Он раздул тлеющий огонек, потом сунул в карман кремень и кресало и быстро вскочил в седло.

— Ждите меня, — бросил он через плечо и, пришпорив Домой, поскакал из рощи вниз по склону.

Слудиг двинулся было за ним, но Хотвиг вытянул руку и схватил коня риммера за уздечку, резко остановив его. Они начали спорить, ожесточенно, но шепотом.

У Саймона не было случая как следует попрактиковаться в стрельбе из лука и уж тем более в стрельбе, сидя на лошади, со дня ужасной, но кратковременной битвы за Хетстедом, в которой погиб Этельберн. Но сейчас требовались не столько опыт и умение, сколько желание сделать хоть что-то, отправив маленькую весточку Фенгбальду и его самонадеянным войскам. Он натянул тетиву, продолжая придерживать поводья, сжав коленями бока Домой, скачущей по неровному снегу. Ветер относил пламя назад вдоль древка стрелы, пока Саймон не почувствовал сильный жар.