— Недостаточно просто сражаться, Саймон, — услышал он голос доктора. — Даже если ты сражаешься только за свою жизнь. Должно быть нечто большее.

— Большее? — Как ни счастлив он был видеть Моргенса, каким-то образом Саймон понимал, что у него есть всего лишь одно мгновение, чтобы понять. Драгоценное время уходило. — Что это значит, большее?

— Это значит, что ты должен сражаться за что-то. Иначе ты будешь не более чем пугалом на поле пшеницы: ты сможешь распугать ворон, можешь даже убить нескольких, но никогда не сможешь победить их. Тебе не убить камнем всех ворон в мире.

— Убить ворон? О чем это вы?

— Одной ненависти недостаточно, Саймон, и ее всегда будет недостаточно…

Старик, казалось, собирался сказать что-то еще, но белую пустоту за его спиной внезапно захлестнуло волной тени, которая росла из самой пустоты. Хотя и нематериальная, тень казалась угнетающе тяжелой — плотная колонна тьмы, которая могла бы быть башней, деревом или ободом надвигающегося колеса; она разрезала пространство за маленькой фигурой доктора ровно, как на геральдическом щите.

— Моргенс! — закричал Саймон, но во сне голос его был неожиданно слабым, задушенным тяжестью длинной тени. — Доктор! Не уходите!

— Я уже давно должен был уйти, — крикнул старик. Голос его тоже стал слабеть. — Ты выполнил все и без меня. И запомни: фальшивый посланник! — Голос доктора внезапно стал подниматься и поднимался до тех пор, пока не превратился в отчаянный вопль: — Фальшивый! Фалыишшш…

Его фигура начала таять и уменьшаться в размере. Плащ неистово развевался. Наконец доктор исчез. Там, где он стоял, теперь хлопала крыльями маленькая серебристая птичка. Она внезапно ринулась в пустоту, описывая быстрые круги, и кружилась так до тех пор, пока не превратилась в точку.

— Доктор! — Саймон прищурился ей вслед. Он потянулся было вверх, но что-то сжало его руки: тяжелый груз, висевший на нем и тащивший его вниз, как будто молочная пустота стала вдруг плотной, как мокрое одеяло. Саймон пытался сбросить его. — Нет! Нет! Вернитесь! Я должен узнать еще!

— Это я, Саймон, — прошептал Бинабик. — Больше тишины, пожалуйста. — Тролль почти сидел на груди юноши. — Имей прекращение со всей немедленностью. Если ты будешь продолжать брыкания, то снова ударишь мой нос.

— Что?.. — Саймон постепенно прекратил размахивать руками. — Бинабик?

— От разбитого носа до кончиков пальцев, — хихикнул тролль. — Ты уже завершал брыкание?

— Я разбудил тебя? — спросил Саймон.

Бинабик скользнул вниз и присел на корточки около постели.

— Нет. На самом деле я пришел пробуждать тебя. Такова правда. Но что это за сновидение, которое приносило с собой столько беспокойства и страха?

Саймон помотал головой:

— Это не важно. Да я, собственно, почти ничего не помню.

На самом деле он помнил каждое слово, но хотел сперва сам подумать обо всем этом, прежде чем обсуждать свой сон с Бинабиком. В этом сне Моргенс казался гораздо более живым, чем во всех предыдущих, гораздо более настоящим. В некотором роде это было почти как последняя встреча с доктором. Саймон стал очень ревниво относиться к тем нескольким вещам, которые он мог назвать своими, и не хотел пока что делить эти мелочи с кем бы то ни было.

— Почему ты разбудил меня? — Он зевнул, чтобы перемена темы не показалась резкой. — Сегодня я не должен был стоять на часах.

— Ты имеешь справедливость. — В свете угасающих углей улыбка Бинабика была всего лишь смутным пятном.