Оказавшись в комнате у Ган Итаи, Мириамель разрыдалась. Ниски, чувствуя себя неловко, тихо стояла в стороне, но принцесса никак не могла успокоиться, и Ган Итаи ласково обняла ее за плечи длинной паучьей рукой:

— Перестань, дитя. Ты снова будешь счастлива.

Мириамель подняла голову и вытерла глаза.

— Нет, не буду. И Кадрах тоже не будет. Боже в раю, почему я так одинока?!

Ган Итаи прижала ее к себе и не отпускала до тех пор, пока не кончился очередной взрыв рыданий.

— Ничто живое нельзя связывать и мучить с такой жестокостью. — В голосе ниски звучал гнев. — Они схватили Руяна Be, ты знаешь? Схватили прародителя моего народа, Великого Навигатора. Когда он хотел снова взойти на корабль и отправиться в плавание, его схватили и заковали в цепи. — Ган Итаи медленно раскачивалась в такт своим словам. — А потом они сожгли корабли.

Мириамель всхлипнула. Она не знала, о ком с такой ненавистью говорит ниски, но сейчас это было совершенно не важно.

— Они хотели сделать нас своими рабами, но мы, тинукедайя, мы свободный народ.

Постепенно рассказ ниски начал переходить в речитатив, напоминающий старинную песню.

— Они сожгли наши корабли, наши великие корабли. Никогда в этом мире не будет создано подобного. Они сожгли наши корабли, они бросили нас умирать на берегу. Они говорили, что спасают нас из небытия, но это была ложь. Они только хотели, чтобы мы разделили с ними их изгнание. А мы не нуждались в их помощи. Океан, вечный и неизменный, мог бы вечно быть нашим домом, но они сожгли наши корабли и заточили в темницу Великого Руяна. Неправильно связывать цепями того, кто не причинил тебе никакого зла. Неправильно удерживать того, кто хочет уйти.

Ган Итаи держала Мириамель на коленях, укачивая, словно ребенка, и тихо рассказывала об ужасной несправедливости того, как поступили с ее народом. Солнце скрылось, и странные тени плясали по стенам.

Мириамель лежала в своей темной каюте и прислушивалась к грустному пению Ган Итаи на палубе. Ниски была очень расстроена. Принцесса не думала, что она вообще способна на такие сильные чувства, но стоны связанного Кадраха и слезы принцессы, как видно, задели что-то в душе маленькой женщины.

Кто они на самом деле, эти ниски? Кадрах называл их тинукедайя — дети океана, как сказала и Ган Итаи. Откуда они взялись? Может быть, с какого-нибудь далекого острова? Корабли в далеком океане, сказала ниски, корабли, приплывшие издалека… Неужели все на свете хотят вернуть какое-то время, которое прошло давным-давно?

Ее философские размышления прервал резкий стук в дверь.

— Леди Мария, вы не спите?

Она промолчала. Дверь медленно отворилась, и Мириамель мысленно выругала себя — надо было запереть ее на ключ.

— Леди Мария, — мягко проговорил граф, — вы больны? Мне не хватало вашего общества за ужином.

Она протерла глаза, делая вид, что только что проснулась:

— Лорд Аспитис? Простите, но я не совсем здорова. Мы поговорим завтра, когда я буду чувствовать себя лучше.

Кошачьей походкой граф приблизился к кровати и сел. Потом протянул руку и длинными пальцами погладил ее щеку.

— Но это ужасно. Что случилось? Я пришлю Ган Итаи приглядеть за вами. Она умеет ходить за больными, и я доверяю ей больше, чем всем придворным лекарям, вместе взятым.

— Благодарю вас, Аспитис, вы очень добры. Теперь, если вы позволите, я хотела бы еще немного поспать. Простите, но сегодня я невеселая собеседница.

Граф, судя по всему, не спешил уходить. Он медленно погладил ее шелковистые волосы и улыбнулся.

— Мария, я стыжусь грубых слов, сказанных вам раньше. Я чересчур хорошо отношусь к вам, и мне становится страшно при мысли, что вы вдруг покинете меня.