— Но они не «существа», граф Эолейр. Они пришли из Утерянного Сада, точно так же, как и мой народ. Тогда мы совершили страшную ошибку, думая о них хуже, чем они о нас. Хотел бы я избежать ее сейчас.
— Я не хотел никого обидеть, — сказал Эолейр. — Но, как я уже говорил, я встречал их. Они показались мне… странными. Во всяком случае, они были к нам добры.
— Дети Океана были слишком мягкими. — Джирики начал спускаться с лестницы. — Боюсь, именно поэтому мой народ привез их сюда — в надежде, что из тинукедайя выйдут послушные слуги.
Эолейр не спешил догонять его. Ситхи двигался быстро и уверенно и держался гораздо ближе к краю, чем посмел бы эрнистириец, даже не глядя вниз.
— А что вы имели в виду, говоря «некоторых из них так называли»? — Спросил граф. — Разве среди тинукедайя были не только дворры?
— Да. Те, что жили здесь и которых вы зовете двернингами или дворрами, были только маленькой группой, отдалившейся от человеческого племени. А в основном народ Руяна оставался у воды, потому что океан всегда был дорог их сердцам. Многие из них стали тем, что смертные называют морскими стражами.
— Ниски? — За время своей долгой карьеры Эолейр много времени провел в южных водах и видел немало морских стражей на наббанайских судах. — Они существуют до сих пор. Но ведь ниски ни капли не похожи на дворров!
Джирики остановился подождать графа, после чего, возможно из вежливости, пошел немного медленнее.
— Это было одновременно благословением тинукедайя и их проклятием. Они могли изменяться, чтобы лучше подходить к тому месту, где им приходится жить: в их крови и костях есть определенные особенности, способствующие этому. Я думаю, что, если бы мир был внезапно охвачен пламенем, Дети Океана уцелели бы. Очень скоро они обрели бы способность питаться дымом и плавать в горячем пепле.
— Поразительно! — воскликнул Эолейр. — Джисфидри и его друзья выглядели такими робкими и хрупкими… Кто бы мог подумать, что они способны на такие вещи!
— В южных болотах есть ящерицы, — с улыбкой сказал Джирики, — которые могут менять цвет, чтобы сливаться с листьями, стволом или камнем, на котором они сидят. Они тоже очень пугливы. Мне не кажется странным, что робкие существа лучше других умеют прятаться.
— Но если ситхи отдали дворрам — тинукедайя — это место, то почему они так боятся вас? Когда леди Мегвин и я впервые пришли сюда, они были в ужасе, решив, что мы — ваши слуги, пришедшие забрать их отсюда.
Джирики остановился. Казалось, он был потрясен чем-то увиденным внизу. Когда он снова повернулся к Эолейру, лицо принца было искажено болью.
— Они правы, что боятся нас, граф. Амерасу, мудрейшая среди нас, ушедшая только недавно, называла наше поведение с тинукедайя великим позором. Мы плохо обращались с ними, и мы скрывали от них вещи, которые им следовало бы знать… потому что думали, что они будут лучше служить нам, если останутся в неведении. — Он расстроенно махнул рукой. — Когда Дженджияна, Леди Дома Танцев Года, в далеком прошлом отдала им это место, многие Дети Рассвета были против ее решения. Даже сейчас среди зидайя находятся такие, которые считают, что мы должны были заставить детей Руяна Be прислуживать нам. Неудивительно, что они боятся, ваши друзья.
— Ничего этого не было в наших легендах о ситхи, — удивился Эолейр. — Вы нарисовали странную, грустную картину, принц Джирики. Зачем вы рассказали мне об этом?
Ситхи снова начал двигаться вниз по выщербленным ступеням.
— Потому что, граф Эолейр, эта эра подходит к концу. |