— Посмотрите на них, — сказала Призванная Голосами, поглощенная созерцанием человеческих фигур в лагере внизу, — они похожи на червей, вечно корчатся и извиваются.

— Если бы твоя жизнь длилась всего несколько мгновений, — ответила Кровь Серебряного Огня, — ты, возможно, тоже ни на секунду не хотела бы останавливаться. — Она тоже смотрела вниз, на мерцающее созвездие костров. — Однако ты права. Они действительно похожи на червей. — Она сжала тонкие губы. — Они копают, едят и испражняются. Теперь мы поможем покончить с ними навсегда.

— Только этим одним? — спросила Призванная Голосами.

Кровь Серебряного Огня посмотрела на нее, лицо ее было холодным и твердым, как слоновая кость.

— Ты задаешь вопрос?

Мгновение длилась напряженная тишина, потом Призванная Голосами заговорила:

— Я только стремлюсь выполнять Ее желания. Только хочу служить Ей наилучшим образом.

Рожденный под Камнем Цааихта издал легкий музыкальный звук, полный скрытого удовольствия. Луна белым могильным камнем отражалась у него в глазах.

— А Она желает смерти. Особенной смерти. Это будет нашим даром Ей.

— Да. — Кровь Серебряного Огня подняла светящийся камень и положила его за ворот своей черной, как вороново крыло, рубахи к холодному сердцу. — Это дар Когтей, и завтра ночью мы вручим его Ей.

Они замолчали и за всю долгую ночь больше не произнесли ни слова.

— Ты все еще слишком много думаешь о себе, Сеоман. — Адиту склонилась вперед и столкнула полированные камешки в полумесяц, огибавший берега Серого Мыса. Кости шента слабо поблескивали в свете одного из хрустальных шаров Адиту, лежавшего на трехногой подставке из резного дерева. Последние лучи вечернего солнца вползали сквозь незакрытый клапан палатки Саймона.

— Что это значит? Я не понимаю.

Адиту перевела взгляд с доски на Саймона. В ее глазах сверкали веселые искорки.

— Ты слишком погружен в себя, вот что я хочу сказать. Ты не пытаешься понять, что думает твой партнер. Шент — это игра для двоих.

— Мне хватает того, что надо запоминать эти бесконечные правила, а ты еще требуешь, чтобы я думал, — пожаловался Саймон. — Кроме того, как это я могу догадаться, о чем ты думаешь, когда мы играем? Я никогда не знаю, что у тебя в голове.

Адиту, видимо, собиралась сделать одно из своих загадочных замечаний, но промолчала и положила ладонь плашмя на свои камешки.

— Ты расстроен, Сеоман. Это видно по твоей игре. Ты уже играешь достаточно хорошо, когда думаешь о шенте, а не о чем-нибудь другом.

Она не стала спрашивать, что тревожит его. Саймон подумал, что, даже если партнер по игре внезапно потеряет ногу, Адиту или любой другой ситхи может спокойно ждать несколько лет, не пытаясь узнать, что же случилось. То в ней, что он считал специфической особенностью ситхи, раздражало его, но сейчас он был очень польщен ее похвалой — хотя она, безусловно, имела в виду, что он играет хорошо для смертного, — а поскольку он был единственным на земле смертным, умеющим играть в шент, это был сомнительный комплимент.

— Я не расстроен, — он посмотрел на игровое поле, — а если и расстроен, ты мне ничем помочь не можешь.

Адиту ничего не сказала, откинулась назад, вытянув шею, и покачала головой. Ее светлые волосы, закрепленные на затылке, свободно падали к плечам, туманом окружая их.