Между двумя клетями был оставлен узкий проход, из которого открывались выходы в сени. Но не успел Тополь занести ногу через порог, как скорее кожей, чем слухом почуял в сонной тишине дома странные звуки.

От них давно отвыкли здесь, где слабость духа не прощалась даже женщине, не то что мужчине и воину. Но Тополь все равно узнал их с первого раза — тишину нарушал сдавленный плач.

Глаза давно привыкли к темноте, и вожак, сделав шаг, увидел Волчонка. Недоносок, скорчившись, сидел на полу у двери и, обхватив колени руками, отчаянно рыдал, зажимая себе рот кулаком, чтобы не разреветься в голос и не привлечь чужого внимания. Он был так поглощен своим тайным горем, что не заметил, как подошел вожак.

Наклонившись, Тополь потряс Волчонка за плечо.

— Чего тут сидишь? Выгнали? — кивком указал на дверь в клеть отроков.

Спрятав лицо в коленках, Волчонок лишь потряс головой.

— Тогда чего не спишь?.. Говорить не хочешь? — Получив еще один молчаливый отказ, вожак силой поднял Недоноска на ноги. — Пошли-ка со мной!

Мальчишка попробовал было упираться, но Тополь просто обхватил его за плечи, и, побежденный силой, он последовал за вожаком.

Вернувшись в ложницу, Тополь сел на лавку, притянув к себе заупрямившегося Волчонка. Парнишка еще всхлипывал, утирая кулаком щеки, но глаза его уже высыхали — в них теплился незнакомый вожаку огонек.

Он потряс мальчишку за плечо:

— Давай выкладывай, в чем дело!.. И не бойся правду сказать — у нас в стае не принято гостей обижать…

— Никто меня не обижал, — пробурчал Волчонок, отворачиваясь.

Тополь за плечи развернул его к себе:

— А чего ж тогда?

— Уйти я хотел.

— Эвон!.. А чего ж не ушел?

Нахохлившись, Волчонок так долго молчал, что Тополь уже решил, что упрямый мальчишка так ничего и не ответит, когда тот тихо заговорил:

— Не ведаю сам… Меня ведь свои, словене, от ворот гнали, как пса бешеного, а вы… в дом пустили, за стол усадили, как ровню себе… А ежели б знали, за что выгнали меня, сами б на ножи подняли… Знаю я вас!..

— Ничего ты не знаешь, — оборвал его вожак. — И никто б ничего не узнал в стае, если б ты сам не рассказал. В нашей стае кого только нет!.. Есть и такие, кому в ином месте показываться опасно, — кто из Ладоги, кто из самого Нового Города утек. Сами не говорят — мы не спрашиваем… И про меня, как я к стае прибился, тоже не больно-то болтают. Так что забудь про свои страхи — не веришь, так помалкивай!

Волчонок сидел на лавке, поджав ноги и нахохлившись, и не отрываясь смотрел на огонек лучины. Тополь сбоку видел, каким одержимым, нездоровым блеском горели его глаза. Он мельком успел подумать, что мальчишка назавтра непременно свалится в жару, но тот нарушил его мысли, заговорив:

— Я ведь взаправду сирота… Отца не видал в глаза, а мамку убили, когда я совсем малой был — четвертое лето на земле жил… Я и не помню, как то случилось — знаю, что ушла она и не вернулась… Мы под самым Новым Городом жили. Меня род кормил… Не материн — она, мне сказывали, из чужих краев была, а что до отца, так его в поселке и в глаза не видели… Мамка, помню, сказывала — его Волком звали, а более ничего… Я при пастухе жил… Он меня научил немножко — как у волка овцу отбить, как с татем управиться один на один…

— Так что когда ты Всемила… моего человека порезал, то его науку вспомнил? — перебил Тополь.