Ильгет подумала. Вчера был нормальный секс. Все как обычно. Они попробовали новую позу. На взгляд Ильгет, все получилось, по крайней мере, у Питы (сама она не получала никакого удовольствия от процесса и привыкла к этому).

— А... что-то не так было?

— А что было так? — Пита уставился на нее круглыми глазами. Ильгет неловко пожала плечами.

— Не знаю...

— Главное, что мы с тобой не равны, — заключил Пита, — ты можешь делать все, что тебе нравится, а я нет.

— Почему, Пита? Не понимаю. Почему ты не можешь делать то, что тебе нравится?

— Ну хорошо. Предположим, я встречаюсь с женщиной... Тебе это понравится?

Ильгет опустила глаза.

— Нет, Пита, — сказала она спокойно, — я против этого.

— Вот видишь! — победно заключил он, — я об этом и говорю. Мы не равны.

— Но подожди, у меня же тоже нет любовников.

— А они тебе и не нужны. У тебя другие интересы. А у меня эти. Ты свои интересы удовлетворять можешь, а я свои — нет.

Ильгет ошеломленно молчала. Логика была железной.

— Ты командуешь мной, как хочешь, — Пита развивал успех, — ты можешь мне приказывать, а я тебе нет...

Ильгет с отвращением к себе почувствовала, как слезы катятся по щекам. Ну что с ними сделать? Но как победить эту логику? И почему она приказывает, когда, в чем?

— Пита, но разве я тебе что-то приказываю?

— Да, ты ставишь мне ультиматумы! Если у меня будет любовница, то я подлец! Разве не так? Или ты, может быть, согласна на то, что у меня будет любовница?

— Нет, — сказала Ильгет, — не согласна.

— А почему, позволь спросить? Ведь тебе не нравится секс со мной. Его будет меньше.

Ильгет пожала плечами.

— Потому что я не хочу... ну не хочу... ты же этим во-первых, свою душу погубишь.

— А тебе какое дело до моей души?

— Ну знаешь... ты мне все-таки не чужой человек, — Ильгет начала плакать уже всерьез.

— Прекрати реветь сейчас же! — закричал Пита, — Ты манипулируешь мной!

Но Ильгет уже не могла остановиться. У нее начиналась истерика. Она побежала к двери... Надо успокоиться в первую очередь. Пита нагнал ее, схватил за плечи.

— Стой! — прорычал он, — куда пошла? Я еще не закончил разговор.

— Отпусти меня! — зарыдала Ильгет, — оставь меня в покое, — и попыталась вырваться.

Пита с бледным, перекошенным от злости лицом зашипел:

— Я тебя не оставлю! — и попытался одной рукой, как бывало захватить Ильгет за волосы, а другая уже отошла для размаха, чтобы ударить по лицу... Ильгет рефлекторно ушла от удара, поднырнув под руку Питы... и замерла. Дальше надо было бить в нос. Но рука обмякла, словно ватная. Ильгет не двигалась. Пита ударил ее по щеке — не так сильно, как собирался. Потом швырнул со злостью. Ильгет приземлилась на ноги и спружинила. Она стояла и расширенными глазами смотрела на мужа. На щеке цвело красное пятно.

Ильгет поняла, что просчитывает дальнейшие действия мужа — если бросится справа, отпрыгивать влево, если наоборот — направо не получится, там стена, значит, заблокироваться... Можно, конечно, его остановить ударом в голень или в солнышко. Но...

Теперь Ильгет не плакала. Она достигла уже какого-то предела горя, за которым не бывает слез.

Святая Мария, матерь Божья, моли Бога о нас, грешных... обо мне, пресвятая Дева! Господи, помилуй меня!

— Ты же чудовище, — прошептал Пита, — ты непрошибаема.