– Видишь - сына женил, - объяснил дед Корча, прижимая большим пальцем – сплошной мозолью - уголёк в трубке. - Хоть и не принято невестку хвалить, но - чистое золото.

Молодуха вспыхнула, торопливо отошла к костру. Старик проводил её довольным взглядом. Весь табор был семьёй деда Корчи, и если число своих детей он помнил твёрдо - двенадцать, а подсчитывая внуков, колебался между четырьмя и пятью десятками, то невесток, зятьёв, племянников и правнуков не пытался даже перечислить. Упомнишь их всех разве?

Здоровы - и слава богу.

Митро опустился на вытертый до основы, уже покрывшийся росой ковёр.

Из уважения помолчал, дожидаясь, пока старик раскурит трубку, отыскал глазами Варьку. Та возилась над котелком у соседнего шатра. Поймав взгляд Митро, несмело улыбнулась и тут же, спохватившись, сжала губы, прикрывая некрасивые, выпирающие вперёд зубы. Митро бросил ей подобранную картошку. Варька ловко поймала её в фартук, высыпала в помятое ведро, понесла к огню.

Дед Корча выпустил изо рта клуб дыма. Покосившись на Митро, чуть заметно усмехнулся.

– Вижу, опять за тем же приехал.

– За тем же, - не стал отпираться Митро. - Голос… Голос её жалко, понимаешь, морэ? Не в обиду будь сказано, только кому он тут нужен?

– Что, в хоре своих голосов не стало?

– Почему, есть… - Митро не мигая смотрел в бьющееся пламя. - Что Смоляко говорит?

– Илья-то? А что он скажет… Не знаешь его? Одни кони в голове. Весной на Кубани стояли, так он целый косяк откуда-то пригнал. Тем же месяцем на ярмарке сбыли, большие деньги взяли. Меняет, продаёт - настоящий цыган!

Зачем ему в город?

– Кофарить и в Москве можно.

– А как же, слышали… - в сощурившихся глазах старика пряталась насмешка. - Как понаедут в табор хоровые, в золоте все, носы до небес задирают - господа! А сами такие же кофари, как наши. Ещё и не знаешь, кто на ярмарках громче орёт. У ваших-то голоса покрепче!

Митро пожал плечами, промолчал. Над полем спускались сумерки. С недалёкой речушки потянуло туманом, в небе робко, по одной зажигались первые звёзды. Мимо шатра, смеясь и болтая, пробежала стайка девушек - рваные юбки, босые ноги, увядшие ромашки и васильки в спутанных косах. Одна из них окликнула Варьку, и та, вскочив, кинулась следом. В посвежевшем воздухе отчётливо слышалось стрекотание кузнечиков.

Со стороны реки донёсся нарастающий конский топот. Дед Корча подмигнул Митро:

– Вон скачут. Поговори с ним сам, может, послушает.

Из тумана, ворвавшись в очерченный костром круг света, галопом вылетели всадники. С десяток молодых цыган, ещё мокрых, взлохмаченных, на ходу попрыгали с лошадей, и тишина разбилась смехом, криком и ржанием.

– О, Митро! Арапо! Чтоб тебе золоту счёт потерять, здравствуй!

– Будьте здоровы, чявалэ. Чтоб ваши… - начал Митро обычное приветствие и, перебивая самого себя, вдруг со страстным стоном выдохнул: – О, дэвлалэ, дэвлалэ, дэвлалэ-э-э…

Одним могучим прыжком он вскочил с ковра. С расширившимися глазами сделал несколько шагов к лошади, которую сдерживал под уздцы один из парней. Зажмурившись, схватился за грудь, словно ему не хватало воздуха.

Цыгане вокруг понимающе усмехнулись, отошли, давая посмотреть.

Это был красивый чагравый жеребец с тонкими, сильными ногами, крутой шеей и густой нестриженой гривой. Ещё разгорячённый после скачки, он не желал униматься, перебирал копытами, просился на волю, умоляюще кося на хозяина фиолетовым блестящим глазом. Жадный, опытный взгляд бывалого кофаря мгновенно определил: порода! Митро проворно залез под брюхо коня, завертелся там, восхищённо вздыхая. Дрожащим от нежности голосом запросил:

– Но-о-ожку, дай, ножку, ножку… Ах ты, душа моя, красавец, солнышко…

Ах ты, маленький, серебряный мой… Всех бы баб за тебя, сестёр всех отдал бы… Ни одна, сорока, не стоит… Илья! Смоляко! Где взял?!!

Цыгане негромко рассмеялись, но Смоляко даже не улыбнулся.