Сидевший за окошком толстый небритый милиционер без фуражки взял паспорт и сказал по-немецки:
— На таможню.
Вдоль зала протянулась низкая стойка, на которую клали вещи для досмотра. Слева было окошко для обмена валюты. Надпись на четырех языках гласила, что обменивать валюту менее чем на сто крон запрещается.
Несмотря на отсутствие чемодана, Малко подошел к стойке. За ней хозяйничала толстая краснолицая таможенница в серой форменной рубашке и серой юбке. Она как раз перетряхивала содержимое чемодана дипломата — видимо, в свое время она прогуляла лекцию по дипломатической неприкосновенности.
Вдруг дипломат покраснел как пион: таможенница вытащила из чемодана последний номер «Плейбоя», быстро пролистала его и наткнулась на цветную вклейку с потрясающей обнаженной женщиной во весь разворот. Таможенница бросила на дипломата убийственный взгляд. Малко показалось, что он уже слышит, как щелкают затворы винтовок расстрельной команды. Тлетворное влияние запада в Чехословакии, мягко говоря, не поощрялось.
С дипломата мигом слетела величавость. Все больше краснея, он бормотал какие-то оправдания. Мегера презрительно швырнула журнал на пол и мелом начертила на чемодане крест — скорее позорное клеймо, чем индульгенция.
Чех, ссутулившись, пошел к выходу. Малко сочувствовал ему: он знал, что по части развлекательности журналы соцстран являются чем-то средним между телефонным справочником и биржевыми сводками. Убедившись, что Малко — иностранец, таможенница сразу заулыбалась, и ввиду отсутствия багажа у него не возникло никаких проблем. Малко обменял в окошке двести крон и покинул помещение.
Дорога впереди была пустынна. Дипломатическая «татра» уже скрылась из виду. Малко сел в свой прокатный «оппель» («ягуар» в Чехословакии выглядел бы слишком заметным) и трахнулся с места. Милиционер на вышке, одетый в меховой тулуп, равнодушно посмотрел на него.
Проехав мимо небольшого замерзшего пруда, Малко покатил по длинному металлическому мосту через Дунай. Здесь начинался город. Оставив «оппель» на набережной Марты Новиковой, Малко зашагал по главной улице Братиславы — Достоевски Рад. Какой прекрасной и далекой показалась ему опрятная богатая Вена! Фасады здешних домов давно потемнели от пыли, тротуары покрывал слой подмерзшей грязи. Немногочисленные автомобили дымили и скрежетали. На дорогах преобладали тяжелые черные велосипеды. Прохожие, одетые чаще всего в длинные мешковатые пальто и меховые шапки, выглядели усталыми и мрачными. Малко, развернув карту города, остановился перед витриной книжного магазина, где самым интересным изданием оказалась книга «Развитие социализма в Сомали». Женщина, с которой ему предстояло встретиться, жила в старом квартале на улице Гейдукова. Грельски рекомендовал придти к ней часа в два, и Малко, чтобы скоротать оставшееся время, отправился на поиски ресторана.
За следующие полчаса он обошел несколько кварталов, но натыкался лишь на столовые, один запах которых отбивал всякий аппетит. Отчаявшись, он вошел в помещение профсоюзного комитета, где ему подсказали адрес «приличного заведения», а кто-то из сотрудников даже вызвался проводить зарубежного туриста.
Толкнув дверь ресторана, Малко будто оказался в другом мире. Интерьер был вполне современным и не лишенным приятности. Сидевшие за столиками молодые люди, в отличие от остальных горожан, выглядели жизнерадостными и непринужденными. Девушки были красиво причесаны и со вкусом накрашены; парни щеголяли цветастыми галстуками и длинными волосами. Видимо, это место считалось притоном тунеядцев и стиляг, развращенных книгами и фильмами о западной жизни.
Все с любопытством посмотрели на Малко. Его одежда так явно выдавала в нем иностранца, словно у него на груди висела соответствующая табличка.
Официантка, розовощекая девица в черном сатиновом платьице, положила перед Малко меню. |