– Вы одна? – неожиданно поинтересовалась девушка.

– Да, если не считать собак.

– Они не люди.

– Верно.

– Болтать не станут.

– И это правильно.

– Значит, можно говорить спокойно, – кивнула Катя, – пошли. Где лучше посидеть? В кабинете? У вас же, наверное, есть рабочая комната?

– Нет, только спальня.

– Ладно, – кивнула Катя, – тогда побеседуем в гостиной.

Не дожидаясь ответа хозяйки, Катя села в кресло, обозрела обстановку и изрекла:

– А у вас не богато. Мебель российская, люстры не от Сваровски, и ковров нет.

– Совершенно не хочу отдавать бешеные деньги за то, что можно купить за умеренную цену, хрусталь не люблю, а от шерстяных половиков начинаю кашлять, – невесть по какой причине стала я объяснять наглой девице.

– Ага, все так говорят, а потом понимаешь: просто бабок на приличные вещи не хватает.

– Послушай, – возмутилась я, – ты зачем пришла? Я не ждала гостей, да еще таких капризных. Если желаешь посмотреть на светильники, усыпанные гранеными стекляшками, ступай к Сыромятниковым – вон их дом громоздится, за елями. Вот там в каждой комнате «красотища»: бронзовые торшеры в виде обнаженных прелестниц, пледы из норки и прочая чепуха.

– Мне о вас рассказывали, – перебила меня Катя. – Вы случайно разбогатели, получили наследство. Так?

Сколько бы я ни объясняла, что деньги Макмайера достались Наташке и моим детям, люди все равно считают именно меня богатой женщиной [3], поэтому решила, что спорить сейчас со странной гостьей пустое дело, и просто промолчала.

– Но вам скучно сидеть просто так, – абсолютно не смущаясь, продолжала Катя, – поэтому и работаете агентом по специальным поручениям.

– Кем? – вытаращила я глаза.

– Ой, ладно притворяться! – отмахнулась девушка. – Весь поселок в курсе, о вас много чего болтают.

– Догадываюсь, – буркнула я. – На чужой роток не накинешь платок.

– Во, правильно! – закивала гостья. – По мне, тоже так: пусть врут чего хотят. А правда, что ваш хахаль ментовский министр?

– Александр Михайлович наш друг, он полковник милиции, – каменным голосом ответила я. – А ты, деточка, зачем явилась? Какую газету представляешь? «Желтуху» или «Клубничку»? Кому я сейчас интервью даю?

Катя захихикала:

– Не, я учусь в школе. Вы Лику Солодко знаете?

– Ликусю? Конечно! Мы дружим. Жаль, редко встречаемся, – заулыбалась я. – То у меня дела, то у нее очередная свадьба. Ликуся у нас девушка пламенная, сколько раз выходила замуж, и не упомнить. Кстати, откуда тебе известна ее фамилия «Солодко»? Лика была Ковалевой, потом Ермоловой, Шлыковой, Шелатуниной, Аржашиковой, Нистратовой, потом вроде Солодко, если, конечно, я не путаю порядок. Может, Ликуся сначала стала Аржашиковой, а потом Шелатуниной? Кстати, после Солодко она…

– Попала в тюрьму, – вдруг тихо сообщила, проявив осведомленность, Катя. – И сгнила бы там, но вы ее выручили [4].

– Лика ни в чем не виновата!

– Ага, но судья решила иначе.

– Ликуську подставили!

– И никто, кроме вас, ничего не понял! – стукнула маленьким кулачком по подлокотнику кресла Катя.

– Так откуда ты все‑таки знаешь Лику? – удивилась я.