Тем временем ссора набирала обороты. Что характерно, но сейчас первым задираться начал Долгорукий.

– Я слышал, что ты с княжной Черкасской обручился, – начал Ванька, вынужденно направляя своего коня поближе к шурину, потому что дорога начала понемногу сужаться.

– Долго же ты терпел, чтобы тему поднять, о коей уже всем давно известно, – фыркнул Петька.

– Я был занят, – лениво парировал Ванька. – Цельными днями торчал в Лефортовом дворце, дабы с государем встретиться, наконец-то и новости ему поведать. Ну а дома ты мне ни слова не давал ни вставить, ни разузнать чего. А оно вон как интересно-то оказалось. Значит, ледяная княжна сдала позиции, или же папаша ейный дочь за тебя сосватал, дабы государю угодить, его фаворита остепенив, а то совсем опаскудился по чужим спальням шастая? – Долгорукий глумливо ухмыльнулся.

– Да куда уж мне до тебя, Ванюша? – ответил Петька с такой же ухмылкой. – Я по крайней мере мужних жен в присутствии их мужей не домогаюсь, как ты бывало делал. Трубецкой тому прекрасный пример был. Что думал такое распутство всегда будет с рук сходить? Али же заграницами часто ошиваясь как у тех же французов захотелось, кои и постороннего мужика в супружескую постель вполне могут впустить…

– Лично убеждался, я смотрю, – голос Долгорукого был таким сладким, что Петьке аж пить захотелось. – Недаром тебя государь в Париж отсылал, там ты его репутации никак не мог навредить, наоборот, наверняка, за монаха сошел. Ну ничего, с Варенькой-то тебе совсем скучно придется. Не даром же ее ледяной княжной зовут за глаза. И вдовушку веселую уже не найдешь, государь плохо отреагирует на измену жене, он-то сам на свою француженку как на какую куртизанку смотрит, аж жарко от таких взглядов становится. И что только нашел в ней? Кожа да кости. Уж лучше бы на Катьке женился ей-богу, там хоть ухватить есть за что…

– Пасть свою поганую заткни, – процедил Петька, стискивая зубы.

– А то что? Государю донесешь? Думаешь, он хуже, чем сейчас начнет к Долгоруким относиться? А не боишься, что и Наталью мою еще большая опала коснется? Сестру хоть пожалей, да племянника.

– Так ты и не делай так, чтобы они пострадали. Думай, что молотишь, и про кого.

– Ну, Петруха, я вообще-то хотел про тебя. Вот женишься и познаешь весь холод подобных супружеских объятий, а деться-то уже некуда будет…

– Я тебе сказал, заткнись, шельма паскудная, – Петька развернулся к Долгорукому, сверля того практически ненавидящим взглядом. – Не смей имя Варвары трепать своим языком поганым.

– Да ладно, Петруха, я же тебе по-дружески все это говорю. Признаюсь, пока не был знаком со светом моим Наташенькой, было дело, хотел к княжне свататься, больно уж за ней приданое интересное князь Черкасский дает. На какой-то ассамблее решил будущую невесту в уголочке слегка прижать да поцелуй невинный с девичьих губ сорвать. Так чуть не обжегся об холодность лютую…

Петька перекинул ногу через седло и бросился на Долгорукого. Тот ждал этого броска. Оба были великолепными наездниками, поэтому сумели сгруппироваться и покатились по земле прямиком в ближайшие кусты леска, по которому ехали уже минут как десять.

Петька оказался быстрее. Вскочив, он сел на ноги все еще валяющегося на земле Ваньки и вмазал тому по ухмыляющейся роже. Брызнула кровь из разбитого носа, и тут Долгорукий извернулся, сбросил с себя Шереметьева и теперь уже он оказался сверху. Но Петька из-за постоянных упражнений с государем обладал большей гибкостью.