– Подождите! – наконец смог овладеть одеревеневшими губами и онемевшей глоткой Фомх. – О чем это вы говорите? Что вы задумали?

– А ведь он неплохо слышит меня, – заметил голос. – И смог преодолеть твой наговор.

– Да что там было наговора? – сдвинула брови женщина. – Щелчок пальцев? Кстати, еще один довод в пользу того, что всякий, кто находится рядом с фиром долго, – пропитывается его силой.

– Посмотрим еще, какой из этого малыша фир, – проговорил голос. – Займемся пока утолением жажды ножа. Все-таки, несколько лет без глотка крови… К тому же, соглядатай одним глотком не обойдется. Думаю, вся деревенька пойдет в дело.

– Да что тут… – попытался встать на ноги Фомх, но нож вдруг покинул стол, взлетел и клюнул кузнеца в горло. Шею Фомха защемило. Во рту стало сухо. Ноги обмякли. И уже теряя опору, и начиная заваливаться на спину, кузнец успел разглядеть, что блюдо на самом деле пусто, под вторым столом валяется труп трактирщика, и кровь его стоит на усыпанном травой полу лужей, и за этой лужей тянутся кровавые следы, и женщина еще старше, чем показалось сначала, а рядом с ней стоит полупрозрачная фигура старика с облепленным кожей черепом. И с ножа в руке призрака капает его – Фомха – кровь.

– Поспеши, – долетел откуда-то издалека голос. – Слишком много нашей магии, слишком, смотритель может почувствовать ее.

– Смотритель? – не поняла женщина. – Опять эта напасть? И к чему нам его бояться? Он же пустое место! Ты же вроде убил его!

– Может быть, и убил, – услышала она в ответ. – Расстояние было слишком велико, и во что-то сравнимое с ним я все-таки попал. Да и раньше я уже убивал его. Но он настырный А настырность опаснее и отваги, и умения, и пустоты… Да и время прошло…

– И что он мне? – спросила женщина.

– Ты все еще самодовольная девчонка, – усмехнулся череп. – Со смотрителем может справиться не всякий. А уж дважды… Он учится… И не забывай, меня рядом с тобой нет. А что касается мальчишки – делай, что должно, но не слишком усердствуй. Не все тебе ведомо, Алаин…

Тис дождался, когда Фомх уйдет со двора, в нетерпении отбросил в сторону кусок мешковины, замер, медленно взял в руки узкий и длинный клинок, отсвечивающий в полумраке кузни узорчатыми искрами по граням словно алмазное ожерелье на шее грязной нищенки, еще раз провел по клинку пуком болотного хвоща, полюбовался на блеск, шмыгнул носом и словно очнулся. Засуетился, надел на штырь крохотную чашку гарды, повернул ее, защелкивая, затем перехватил клинок тряпицей, опустил штырь меча в котелок с булькающим варом и, отступив, снял с верстака и с усилием насадил на положенное место длинную, чуть изогнутую рукоять.

– Я смог, – прошептал Тис, взметнул клинок над головой, сделал несколько резких движений, обращая меч в сияющее жало, замер, изогнувшись над земляным полом кузницы, медленно выпрямился и негромко засмеялся, словно порадовался окончанию долгого и тяжелого пути. Еще несколько секунд мальчишка всматривался в оружие, кажущееся чужеродным в бедной придорожной кузнице. Затем подхватил простенькие деревянные ножны, спрятал в них клинок, завернул драгоценность все в ту же мешковину, метнулся к выходу, сорвал с воротины подгнившую тростниковую циновку, закатал в нее меч и крепко перевязал сверток бечевой.