Диана лежала неподвижно, приходя в себя и теряя сознание, из нее торчало несколько трубок, а рядом с ней шумели аппараты и шептались врачи. Она была под сильным наркозом — а может быть, на нее все еще действовал болевой шок, — и не представляла, на каком свете находится.
Ей обрили голову. На голове был глубокий порез, на который пришлось наложить швы, а потом перевязать. Она могла видеть и слышать, но из-за большой потери крови даже дыхание давалось ей с превеликим трудом.
Был созван консилиум из лучших врачей. За ней присматривал самый классный нейрохирург больницы Святой Бернадетт. Доктор Джерард Беллависта давным-давно привык к автомобильным авариям, несчастным случаям в метро и столкновениям мотоциклов. Он не растрачивал время попусту, а изучал только ту часть мозга, позвоночника или нервной системы, которая нуждалась в лечении. Но, глядя на Диану Роббинс, всю в синяках и бинтах, он не мог не заметить ее красоту.
— Где ее семья? — обратился он к медсестре.
— Мужчина ждет в холле, — ответила медсестра.
Доктор кивнул и вышел поговорить с ним. Как истинный житель Нью-Йорка, доктор Беллависта полагал, что человеческая порода уже не способна хоть чем-то удивить его. Но когда он увидел человека в приемном покое, то у него отвисла челюсть. Да, этого мужчину уж точно нельзя было назвать городским обитателем. Высокий и широкоплечий, он затравленно озирался по сторонам. Его белокурые волосы были растрепаны, а лицо покрывали морщины и загар от долгого пребывания под открытым небом. На нем была засаленная коричневая куртка из грубой ткани. Его голубые глаза выражали подозрение. На черных резиновых сапогах блестели рыбьи чешуйки.
— Доктор Беллависта, к вашим услугам, — представился доктор.
— Тим Макинтош, — ответил мужчина.
— Она ваша жена?
Макинтош откашлялся:
— Была, — сказал он. — Была моей женой. Диана Роббинс.
— Вы знаете, кому нужно звонить? — спросил доктор Беллависта.
— Они живут в Коннектикуте, — ответил Тим.
— Лучше сами позвоните родственникам.
— В каком она состоянии?
— У нее травма головы. А это подразумевает пристальное наблюдение в течение по крайней мере двадцати четырех часов.
— Я могу ее увидеть? — спросил Тим.
Доктор призадумался. Он надеялся на встречу с кем-нибудь из близких родственников. Диана Роббинс была в плохом состоянии, и врачи не хотели терять ни минуты, дожидаясь приезда ее родных. Хотя вот прямо перед ним стоял ее бывший муж. Уж он-то наверняка знал эту женщину, как никто другой.
— Возвращайтесь через час, мы как раз закончим обследование. Тогда вы сможете пройти к ней минут на пять, — сказал врач. — Это все.
Эми чувствовала себя все лучше и лучше.
Каждого, кто входил в ее палату, она спрашивала про Диану.
— Она отдыхает, — отвечали ей. — С ней врачи.
Или:
— Мы работаем, не переживай.
— Как же не переживать? — тосковала Эми.
Конечно же, она переживала. Диана привезла ее в Нью-Йорк на «Щелкунчика» в качестве награды за рассказ, который Эми даже не сдала на конкурс. Диана пожертвовала своим временем с Джулией ради нее, Эми. В отеле «Плаза» она обращалась с Эми словно с принцессой, разрешив ей помыться в огромной ванной, наполненной до краев водой с душистой пеной, и два раза заказать еду в номер: мороженое прошлым вечером и завтрак этим утром.
— Вы позвонили доктору Макинтошу? — спросила она.
— Кому? — переспросила медсестра.
Эми объяснила. |