Мэлор вцепился в чашку и стал гулко пить.

— Вот... — произнесла Бекки беспомощно и жалобно и, словно фокусница, начала поспешными зигзагами расшвыривать на пол ленту с рулона, наспех всматриваясь в то, что пробегало у нее между пальцами. Расшвыряла метров десять, остановилась, протянула ленту Мэлору. Мэлор замотал головой.

— Да верю я...

— Засим, пожалуй что, я и откланяюсь, — сказал Володя негромко. — Боярину тароватому — слава, а боярыне-красавице и пуще того... Не горюй, боярин, каки твои годы; четвертый день серии токмо, вельми пустяшный срок...

Он нерешительно потоптался, опять разгладил одеяло, поцеловал, нырнув в рулоны, руку Бекки (Бекки тихонько засмеялась, попыталась, помогая ему, выпростать ладонь из бумаги).

— Похерь-ка, боярин, науки на вечерок, глянь на боярыню, неделух ты ушастый... Ты хоть помнишь, которого цвету глазыньки у ладушки твоей?

— Карие, карие... — пробормотал Мэлор, пусто глядя в поверхность стола. Бекки засмеялась и показала Володе язык: у нее действительно были карие глаза. Володя стал скрести затылок.

— Вот ей-богу, имеем связь и не ловим. — вдруг внятно проговорил Мэлор и поднял лицо. — Пространственные деформации имеют не ту структуру, что мы ожидали, вот и все. Смех и слезы — переселение началось вслепую! Завтра второй корабль пойдет, сто тыщ народу, думают, что их встретят... а если задержка, заминка? Не сообщить... Спешим, спешим... Чего загорелось, не могли подождать, что ли, с этим переселением... Чую, вот-вот что-то сдвинется в мозгу, и я увижу...

— Если так пойдет, у тебя там действительно сдвинется скоро, — проговорил Володя. —Ты бы спать ложился...

— Да что ты понимаешь в колбасных обрезках!! — закричал Мэлор негодующе. — Это же дело дней!

— Ты потому и не захотел подать заявку? — тихо спросила Бекки.

— Ну, в общем... — сразу сникнув, пробормотал Мэлор.

Конечно, так ей считать удобнее, подумал он. Она ужасно не хочет, чтобы из-за нее кто-то чем-то жертвовал. Она хочет жертвовать только сама... родная моя... Чертово это переселение...

Стало тихо.

— Ну, так я пошел, — сказал опять Володя. —Доброй ночи... Столб света прыгнул из коридора и выпрыгнул обратно в коридор.

— Кофе у тебя совсем остыл, согреть? — спросила Бекки после паузы.

— Да нет, куда уж... Спать пора.

— Давай, — сразу согласилась она и стала краснеть. Пошла уже третья неделя, как она жила здесь, и все равно краснела, словно бог весть кто. — Бом... — она откинула одеяло. — А ты правда из-за этого не подал?

— Ей-богу, — Мэлор встал, ногой отпихнул валявшийся на полу рулон и подошел к Бекки. Рулон, шелестя и шлепая по полу разматывающимся концом, петляя, подкатился к двери. — Вот ей-богу, ласонька... Ведь моя же серия была на очереди, я ее полтора года добивался, ты подумай...

Она взяла его ладонь и, по-котёночьи щурясь, потерлась об нее горящим лицом.

Ослепительные звезды широко парили над едва угадываемыми в ночи крылато распростертыми кронами пальм. Сдержанно шумел невидимый океан, охвативший песчаный берег смутно мерцающей полосой сонного прибоя.

На расшатанных деревянных ступеньках древнего коттеджа, прикорнувшего под веерами листьев, сидели двое парней. Рука младшего рассеянно поглаживала эфес одной из шпаг, прислоненных к стене позади. Второй, обхватив загорелые плечи руками, глядел вверх, в глубине его глаз отражалось немеркнущее, игольчатое пламя звезд.

— Уж-жасно обидно, Дикки, — проговорил он. — Уж-жасно обидно. Прямо лететь не хочется.

Тот, что помоложе, кивнул и сложил руки на острых коленях.