Блин, я не знал, чего теперь хотел. Уже какое-то время, наверно это и объясняет, почему я не схватил Стеф, не отвел уже в мою комнату и не скинул штаны.

Стеф была хорошей девчонкой, но время когда я бы отдал своё правое яичко осталось далеко позади.

Я отвел взгляд туда, где Олли танцевал напротив телевизора с извивающимся Рафаэлем в руках, в воздухе, я глотнул пива.

— Он пристает к моей черепахе.

Она засмеялась, когда встала.

— Не думаю, что он занимается именно этим. — Она взяла меня за руку и положила подбородок на плечо. Прядь чёрных волос соскользнула по оголенной коже груди. — А я бы не возражала, если бы ко мне поприставали. Сквозь шум музыки я услышал таймер духовки. Осторожно высвободился и взглянул на Джейса. Он ухмыльнулся без всякого сочувствия. Скотина. — Сейчас вернусь.

Уворачиваясь от парней, я умчался на кухню прежде, чем Стеф смогла ответить. Девушка не очень то будет разочарована отсутствием моего интереса. Спорю на десять баксов, что она переключится на Джейса или ещё кого-либо до того, как я вернусь.

Я поставил пиво на стойку и открыл духовку, вдыхая аромат свежеиспеченного шоколадного печенья. А не того готового дерьма. А это было сделано с любовью.

И они будут превосходными.

Убрав в сторону лист, я взглянул на духовку и достал печенье. Такое горячее, из теста виднелись кусочки шоколада и грецкого ореха. Я разломал печеньку и положил в рот.

— Твою мать, — я застонал.

Было чертовски горячо, но оно того стоило. Запив печенье пивом, я вышел из кухни как раз вовремя, чтобы увидеть, как Олли направляется к входной двери. С Рафаэлем.

— Да ты издеваешься. — Я поставил пиво на стол.

— Ты свободен, маленький зеленый друг, — он сказал, целуя Рафаэля в панцирь. — Ты свободен.

— Верни Рафаэля на место! — Я крикнул и засмеялся, когда Олли открыл дверь, как пьяный каратист. — Ты кретин!

Олли поставил Рафаэля на землю и нежно погладил его по панцирю. — Свободен.

Схватив его за руку, я развернул его и затолкнул обратно в квартиру. Смеясь, Олли подхватил подругу Стеф и перекинул ее через лечо. Стали доноситься визги.

Я поднял черепаху.

— Прости, Рафаэль. Мои друзья — полнейшие… — Странно запершило в горле. Я посмотрел налево, направо, и увидел Эвери, стоящую в дверном проходе и её широко распахнутые карие глаза. — Придурки. Что за…?

Выпил я недостаточно, чтобы глюки ловить, но все никак не мог поверить, что моя Пироженка стояла в моем доме. Все лето квартира пустовала, но кто-то, очевидно, мог заселиться.

И, беря во внимание, ее внешний вид, кто-то ей очень близкий. На ней были хлопковые коротенькие шортики, и я засмотрелся на ее ножки. Они были длинные, не очень худые и не совсем идеальные. Кто бы мог подумать, что у Пироженки такие ножки? К паху поступило тепло. Рубашка, с длинным рукавом, все скрывала, но она была тонюсенькой.

Да, чёрт возьми, она была тоненькой.

Под рубашкой были видны мягкие набухшие груди, полнее, чем они чувствовались, когда были прижаты к моей груди, а эти бугры…

Её щеки налились румянцем.

— Привет….

Я моргнул, и, когда она не исчезла, как и мой внезапный, бешеный стояк, я предположил, что она реальна.

— Эвери Морганстен? Это уже входит в привычку.

— Да, — сказала она. — Входит.

— Ты живешь здесь или в гости пришла…? — Рафаэль начал ёрзать.