Я редко бывал дома летом, потому что помогал тренеру в футбольном лагере в Мэрилэнде, но когда бы я ни приезжал домой, сестра… она вела себя иначе. Я не мог и пальцем к ней притронуться, она была нервная, все время сидела у себя в комнате. Родители говорили, что она редко бывала дома. Моя сестра всегда была чуткой девушкой. Подбирала бездомных животных, парней сбившихся с пути. Даже когда она была маленькой, всегда дружила с самым непопулярным ребенком в классе. — Я улыбнулся, вспоминая об этом. — Потом она встретила этого парня. Он был года на два старше нее. Думаю, отношения у них были серьезными — насколько это возможно в шестнадцать лет. Я встречался с ним разок. Он мне не понравился. И это никоим образом не было связано с тем, что он путался с моей маленькой сестренкой. Было в нем что-то отталкивающее.
Я положил руки на колени, когда почувствовал знакомый привкус злости, зарождающийся во мне. — На День благодарения я приехал домой. Мы с Терезой дурачились на кухне. Она толкнул меня, и я толкнул ее в ответ, в руку. Легонько, а она вскрикнула, как будто я влупил со всей силы. Сначала, я подумал, что она прикидывается, но в ее глазах были слезы. Вся эта ситуация замялась, и я забыл о ней, но утром в День Благодарения, мама вошла в комнату, когда Тереза стояла в полотенце и все увидела.
Эвери глубоко вздохнула, а я покачал головой. — Моя сестра… вся была в синяках. Все руки и ноги. — Я сжал руки в бесполезные кулаки. — Она сказала, что это из-за танцев, но все мы понимали, что от танцев таких синяков не бывает. Понадобилось почти целое утро, чтобы выбить из нее правду.
— Это был ее парень? — спросила она тихо.
Я тяжело сглотнул. — Этот мелкий ублюдок бил ее. Делал это с умом, бил туда, где не просто увидеть синяки. Она оставалась с ним. Сначала, я не понимал по какой причине. Оказалось, что она слишком его боялась, чтобы расстаться с ним. Не в силах усидеть на месте, я встал и пошел в сторону окна. — Кто знает, как долго он бы продолжал, если бы мама не вошла тогда в комнату. Рассказала бы Тереза об этом когда-нибудь? Или этот сукин сын продолжал бы ее избивать, пока бы не убил?
Я наклонил голову вперед. Все это чувствовалось, как будто произошло вчера — злость и беспомощность. — Боже, я был так зол, Эвери. Я хотел убить эту козлину. Он избивал мою сестру. Отец хотел вызвать полицию, но что бы они сделали? Они оба были несовершеннолетними. Его бы пристыдили и отправили бы к психологу или еще чего. А это бред сивой кобылы. Я был не согласен на такое. Я пропустил праздничный ужин, и нашел его. Я постучал в его дверь, и он вышел. Я сказал, чтобы он больше не подходил к моей сестре. И знаешь, что он мне ответил?
— Что? — прошептала она.
— Выпятив грудь вперед, он рассмеялся мне в лицо и сказал, что будет делать, что захочет. — Я рассмеялся, хотя в этом не было ничего смешного. — Я съехал с катушек. Сказать, что я разозлился, значит, ничего не сказать. Я был в ярости. Я ударил его, и не остановился. — Когда я развернулся к ней, пульс колотился, как бешеный. — Я не прекратил его бить, даже когда вышли его родители, когда его мама начала кричать. Понадобилось двое полицейских, чтобы оттащить меня от него.
Эвери смотрела на меня, ничего не говоря.
Я потер ладонями щеки. — Я попал в тюрьму, а он оказался в коме.
Он открыла рот от шока. Наклонив голову, я сел в ее любимое кресло. — Я и раньше дрался — обычное дело. Но такого никогда не было. Я разбил себе руки и даже не почувствовал этого. Мой папа… — Я покачал головой. — Он сотворил чудо. Я должен был сесть надолго, но меня пронесло. Думаю, мне помогло то, что тот пацан очнулся через пару дней.
— Я легко отделался — не провел и ночи в камере. |