— Весьма сожалею, — сказал Асен. — Зрение у вас неважное.
Он повернул шляпу дном книзу и вынул из нее вышитый женский платочек, головку лука и ручные часы с ремешком.
— Что я вам говорил? — обратился он к онемевшей публике. — Неважное у вас зрение! А еще сердитесь…
Зал загрохотал — люди кричали, топали, аплодировали.
— Бис! — вопил кто-то из задних рядов.
Бригадир первой полеводческой бригады смущенно улыбнулся и начал протирать глаза.
Занавес опустился, а когда снова поднялся, все увидели посреди сцены высокий круглый столик на трех ножках. Тотчас же появился Асен — он нес в руках довольно увесистый и объемистый сундучок. Поставив его на стол, он вздохнул с облегчением и отер лоб. Видимо, ноша была нелегкой.
Сам по себе сундучок не производил особого впечатления. Все видели, что он заперт на самую обыкновенную железную задвижку.
Переведя дух, Асен обратился к публике.
— Товарищи, — начал он, — этот номер только для зрителей с крепкими нервами. Если среди вас есть впечатлительные особы, то пусть они немножко прогуляются. Итак, все видели, что я поставил на столик сундучок. Вы, наверное, не сразу поверите, что в сундучке спрятана человеческая голова. Настоящая человеческая голова. Сейчас я открою крышку, и вы сами убедитесь. Вот!
Эффектным, точно рассчитанным жестом он откинул крышку. По залу пробежал тревожный трепет. Какая-то женщина вскрикнула, где-то в середине зала расплакался ребенок.
В сундучке действительно оказалась человеческая голова! Мужская голова, зловеще посиневшая, с закрытыми глазами. Она немного напоминала голову кинооператора. Но оператор был безусый, а у головы торчали в стороны огромные, лихо закрученные усы, как когда-то у борцов тяжеловесов. Короче говоря, вид у головы был жуткий.
— Может быть, кто-нибудь из вас подумал, что это голова восковая. — продолжал Асен. — Конечно, каждый волен думать, что хочет, но истина лишь одна: то, что вы видите, — живая человеческая голова.
— Рассказывай своей бабушке, — воскликнул председатель. Он все еще злился на бригадира первой полеводческой, который нажимал на него с боронованием озими.
— Извините, — сказал Асен. — Один из ваших товарищей уже осрамился со шляпой, а теперь вы слишком поспешно судите о голове.
— Этот товарищ осрамится и с боронованием, — пробурчал председатель, — но на этот раз я не поддамся, пусть так и знает!
— Цыплят по осени считают! — тотчас отозвался бригадир. Асен поднял руку.
— Прошу внимания! Даю слово голове в сундучке. Как видите, я стою в стороне.
В этот миг голова открыла глаза и басовито прокашлялась.
— Ой, мамочка! — взвизгнули разом несколько женщин.
Наступила суматоха, зал гудел как улей. А голова уставилась в черноглазую, грудастую деваху во втором ряду и бесцеремонно подмигнула.
— Ей, Радка, тебе подмигивает этот вурдалак! Тебе! — вскричала, обернувшись, худенькая жена бригадира Михала и так завизжала, что жилы на шее посинели.
— Прошу тишины! — крикнул Асен. — Вы видите, что у этой головы нет ни тела, ни диафрагмы, ни прочих подробностей, но она может говорить и рассуждать не хуже вас. Пусть те, кто думает, что их морочат, задают ей любые вопросы — она будет отвечать, как живая голова.
— Как твоя фамилия? — спросил кто-то.
— Бестелов, — спокойно ответила голова.
— О господи, свят, свят! — охнула и закрестилась какая-то старушка.
— Постойте, — крикнул бригадир Михал; он приподнялся, прокашлялся: — Я задам ей вопрос. |