Первой откликнулась обладательница седых буклей. Она повернулась к ней от кастрюли с овсянкой и, выдавив подобие улыбки, пропела:

— Оксаночка, а мы и не слышали, как вы вошли!

Эту гнусную ложь Ксюша решила оставить без внимания, поскольку не услышать ее криков мог разве что глухой. Ну что же! Раз нравится им это представление, почему бы не подыграть?

— Да, — елейно улыбнулась она в ответ, приглушая зубовный скрежет до минимума. — Это я. И я вошла. И даже более того — я села. И сейчас продолжаю сидеть вот на этой самой чертовой табуретке и смотреть на ваше притворство…

Следует отметить, что среди соседей вторым человеком после Володи, которого побаивались, чурались и при случае старались обойти стороной, была сама Ксения. Мотивы были самые разные. Кому-то не нравилось, что она курит. Кого-то раздражало, что на ее столе частенько появлялась курятина, колбаса, а порой и буженинка, в то время как они жевали макароны с пережаренным луком. А некоторых из тех, кто сейчас упорно игнорировал ее появление, бесило то, как их одинокая соседка одевается.

Нет, ну как, например, может понравиться ее утренний наряд? Тюрбан вокруг вымытых волос, сари из большого полотенца вокруг тела, которое не скрывало, а, наоборот, подчеркивало все прелести ее фигуры. Или эти нелепые белые джинсы. Это же все, что угодно, но только не верхняя одежда! Но попробуй объясни это мужьям, которые лишь переглядывались между собой, провожая ее восторженными вздохами.

— А что ты, собственно, хочешь от нас? — Ее тезка, приехавшая откуда-то с Украины и имевшая весьма склочный характер, все-таки повернулась и исподлобья уставилась на нее.

— Гляди, еще одна меня заметила, — саркастически усмехнулась Ксюша. — Я спросила, где этот змей подколодный? Этот любимец здешней публики, то бишь Володя?..

— А мы что — за ним следить обязаны, раз он тебе нужен? — не сдавалась хохлушка.

Очевидно, сегодняшнее утро не прошло бесследно ни для нее, ни для ее муженька, неосторожно заглянувшего в ванную, где Ксюша принимала душ, забыв запереться. Бедный так и застыл у порога. И если бы не его вездесущая супруга, утащившая его тотчас за волосы, то у парня наверняка случился бы сердечный приступ.

Ревность ее сейчас была настолько очевидна, что Ксения решила оставить бедную Оксану в покое. Но вот третьей даме ей очень хотелось досадить. И раз сейчас представился прекрасный случай, то почему бы им не воспользоваться…

— Нинуля, — тихо, но внятно начала Ксюша, вытягивая шею в сторону молчаливо стоящей у газовой плиты блондинки. — Подними на меня свои славные очи.

Молодая женщина втянула голову в плечи и упорно не поворачивалась, продолжая помешивать что-то на сковороде. Свой молчаливый протест она выражала поскребыванием ложки о поверхность посудины. Да так, что у Ксюши сводило зубы. В другой раз она, может быть, и стерпела бы это, но не сейчас, когда она уже завелась и не в силах была остановиться.

— Нинуля, да полно тебе алюминий соскребать, — попеняла она ей и, встав, медленно пошла по направлению к соседке. — Сдать ты его все равно не сможешь — слишком мало. А ну как в продукт питания попадет, что тогда делать будешь?

Нина повернулась к Ксении и с вызовом посмотрела прямо в ее злые черные глаза.

— Чего ты хочешь от меня, торговка?

Ну и что после этого должна была сделать Ксюша? Конечно, ответить достойно! Что она и исполнила…

Когда через двадцать минут в кухню заглянул Ниночкин муж, то обнаружил свою супругу потирающей покрасневшую щеку и мелко вздрагивающей от еле сдерживаемых рыданий.

— Что здесь происходит? — обвел он взглядом нахохлившихся женщин.