– Вот именно потому, что он был таким, как ты говоришь. – Она облизала губы, которые некогда считались самыми прелестными во всем королевстве, созданными самой природой для поцелуев. Сейчас они истончились, посинели и стали болезненно сухими. – Он был слабый, значит, я могла быть сильной. Нелегко было женщине выстоять в викторианские времена, сам понимаешь. Он не был красив, значит его легко было уломать и подтолкнуть к алтарю! И потом, какая другая женщина могла его возжелать? Он любил тратить деньги, поэтому никогда не пытался помешать мне их тратить. Неважно, что над этим смеялись. Ведь все было так понятно! Многие поколения Сирамор-Форбсов были землевладельцами и фермерами. И вдруг они становятся торговцами! Да чем?! Самыми изысканными драгоценностями в Англии! Как все смеялись. Но только вначале. А потом… – Джессика от удовольствия захихикала. – Ты ведь знаешь, как мы потом прославились. Но больше всего, надо признаться, меня привлек его титул. Он придал моему бизнесу респектабельность и позволил занять достойное место в высшем свете. Какого мужа еще я могла бы желать для себя?

Годфри кивал, соглашаясь с каждым ее словом, пока она не закончила говорить. А потом, к своему удивлению, выпалил:

– Ну а как же любовь, Джесс? Как насчет этого?

Джессика вдруг улыбнулась таинственной улыбочкой, которая немало заинтриговала Годфри.

– О, это у меня тоже было!..

– К Хэмфри? – От недоверия голос Годфри поднялся на целую октаву.

– Ну конечно нет, – призналась Джессика, засмеявшись теперь уже почти застенчиво. – О, не смотри на меня так потрясенно, Годфри. Свои обязанности я выполнила: Джеймс был сыном Хэмфри, а Малколм – его внук.

Годфри кивнул.

– Ты действительно думаешь, что Малколм собирается продать «Альциону»?

– Не уверена. Мальчик всегда обожал Равенскрофт и благоговел перед семейным титулом. Возможно, графы Равенскрофты даже имели шансы на трон… – Ее голос дрогнул на последнем слове, Джессика тревожно вздохнула, но продолжила – уже мрачно – объяснять Годфри причину своих последних действий. – Малколм хочет все деньги от продажи нашего бизнеса потратить на переделку и реставрацию Равенскрофта. Сам знаешь, я всегда вкладывала прибыль в дело – исключительно в «Альциону». Я никогда не любила этот дом, похожий на мавзолей. Да и потом две мировые войны многое изменили, женщины больше не покупают очень дорогие камни, они не могут себе этого позволить. «Альционе» надо работать гораздо эффективней, чтобы удержать свои позиции. Малколм никогда этого не понимал.

– Но ты его хорошо обучила, Джесс, – тихо сказал Годфри. – Если ты помешаешь ему, он до неузнаваемости изменит компанию, а кругленькой суммой прибыли распорядится по своему усмотрению.

С того момента, когда «Альциона Джеллери эмпориум» открылась в Вудстоке, выше всего здесь ценилось качество. Очень скоро компания добилась репутации, не уступающей старейшим и наиболее престижным ювелирам Англии. Малколм хотел ввести более современные методы торговли, и это желание стало причиной крупных ссор между бабушкой и внуком. Кроме того, Малколм плохо обращался с Франческой, на которой был женат всего год. Даже то, что Франческа родила ему двойню, мальчика и девочку, а значит, фамилия Сирамор-Форбсов получила продолжение, не прибавило ей уважения мужа, если верить сплетням, доходившим до бабушки. Малколм третировал свою жену, что вызывало у Джессики возмущение. Еще и поэтому она его не любила.

– Да, верно, – согласилась Джессика с Годфри. – именно поэтому я оставляю компанию его детям – Альционе и Джастину. Они еще совсем маленькие, и у Малколма есть двадцать лет, чтобы руководить фирмой.