Только этого оказалось мало. И очень унизительно, что он так легко, так бездумно разорвал еще неокрепшие узы и выбросил ее из своей жизни.

Правда, если бы Уильям умер — от болезни ли, несчастного случая или даже героем, — она не стала бы скорбеть о нем семьдесят лет, просто погоревала бы немного и считалась бы вдовой, а не брошенной женой. И как ни ужасно признавать, она предпочла бы вдовство.

Что мучает ее больше — потеря Уильяма или уязвленное самолюбие? В любом случае, она не допустит, чтобы с ней опять случилось что-либо подобное.

В следующий раз она сосредоточится на себе и на том, что важно лично для нее, на своей независимости и самостоятельности. Она не будет ни к кому приспосабливаться и останется самой собой.

Она вовсе ничего не имеет против брака. У ее родителей очень прочный брак, они преданы друг другу. Может, им не хватает киношной страсти, о которой обычно грезят в юности, но их отношения — прекрасный пример успешного партнерства.

Вероятно, нечто подобное — спокойствие и достоинство — ей представлялось с Уильямом, но не получилось. И виновата она сама.

В ней же нет ничего выдающегося. И, к стыду своему, она просто стала его привычкой, частью заведенного порядка.

В среду в семь часов вечера ужин в одном из трех любимых ресторанов. В субботу театр или кино, поздний ужин и деликатный секс. При обоюдном согласии за сексом следует здоровый восьмичасовой сон, поздний завтрак и обсуждение новостей в воскресной газете.

После свадьбы ничего не изменилось, и покончить с рутиной на самом деле оказалось довольно легко.

Но, боже, боже, как она жалела, что не сама положила всему этому конец. Не совершила что-нибудь безрассудное, не сбежала с любовником в порыве страсти в дешевый мотель, не подрабатывала по ночам стриптизершей, не укатила с бандой байкеров.

Джуд попыталась представить себя в кожаной косухе на заднем сиденье мотоцикла, обнимающей здоровенного татуированного байкера по кличке Зеро, и рассмеялась.

— Должен признать, потрясающее зрелище для мужчины в апрельский день. — Держа руки в карма нах, Эйдан непринужденно стоял в просвете живой изгороди и улыбался. — Смеющаяся женщина с цветами у ног. Если вспомнить, где мы с вами находимся, можно принять вас за фею, которая накладывает на цветы заклинание пышного цветения.

Эйдан подошел к калитке и остановился, видимо, ожидая приглашения, а Джуд могла думать лишь о том, что никогда не видела ничего более романтичного, чем Эйдан Галлахер с растрепанными ветром волосами и голубыми мятежными глазами на фоне далеких скал.

— Но вы же не фея, не так ли, Джуд Фрэнсис?

— Нет, разумеется, нет. — Она машинально подняла руку проверить прическу. — Я… я только что проводила Кейти Даффи и Бетси Клуни.

— Я встретил их машину, когда шел сюда. Они сказали, что чудесно провели с вами часок за чаем и пирожными.

— Вы пришли пешком? Из деревни?

— Это не так уж далеко, если любишь ходить пешком, а я люблю.

Джуд снова показалась Эйдану немного растерянной. Как будто она не знала, что с ним делать. Пожалуй, это их уравнивает, только хорошо бы придумать что-то такое, чтобы она улыбнулась, чтобы изогнулись ее губы и на щеках появились застенчивые ямочки.

— Вы меня пригласите или мне идти своей дорогой?

— О, простите. — Джуд поспешила к калитке и протянула руку одновременно с Эйданом. Его ладонь, теплая и крепкая, легла на ее пальцы. Щеколду они подняли вместе.

— О чем вы думали? Почему смеялись?

— Ну… — Поскольку он не выпускал ее руку, Джуд попятилась. — Так, глупости. Идемте. Миссис Даффи привезла пирожные, и чай еще не остыл.

Эйдан никогда не видел, чтобы женщину так пугал разговор с ним, но его это не огорчило.