– Рыба, рыба, рыба! Холодная рыба, чья холодная кровь не прибавляет сил моим костям.
– Обожди, говорю! Заткнись! – скомандовал Джим, включив на полные обороты голосовые связки.
Драконьи жалобы прекратились моментально, как будто «тощий» был музыкальным автоматом, которому за ненадобностью отрубили питание.
– Да, сэр, – смиренно произнес он.
– О чем ты говоришь?! – рассердился Джим. – Я не собирался отнимать у тебя корову.
– Нет, сэр, – ответил дистрофик и покатился со смеху, нарочито показывая, что его можно обвинить в любых грехах, но только не в отсутствии чувства юмора.
– Да нет же.
– Хе-хе-хе, – заливался коротышка. – Какой же вы шутник, ваша честь.
– Черт побери! Я говорю серьезно! – рявкнул Джим, отходя в сторону от туши. – Ешь! Я принял тебя за другого.
– Не хочу, сэр. Я не голоден. Чистая правда! Я пошутил, что голоден. Чистая правда, что пошутил!
– Обожди, – рявкнул Джим, хватая под уздцы заново разгорающийся гнев.
– Как твое имя?
– Ну… – промямлил коротышка. – Ну оно не стоит того, чтобы хвалиться перед вами.
– Назови СВОЕ ИМЯ!
– Секох, Ваше Святейшество! – в страхе тявкнул дистрофик. – Просто Секох. Я ничтожный дракон, Ваше Высочество. Маленький, ничтожный водяной дракон.
– Тебе не в чем меня убеждать, – хмыкнул Джим. – Верю без слов, Секох, – он махнул лапой на корову, – рубай. Мне эта дохлятина до фонаря. Если мне что и надо – кой-какая информация об этой местности, о ее обитателях. Надеюсь, ты подскажешь мне, куда лететь, а?
– Ну… – начал увиливать Секох; в течение разговора он потихоньку подгребал вперед, а теперь решительно переместился к туше убитой им коровы. – Простите мои манеры, сэр. Я простой водяной дракон… – И он с неистовой жадностью набросился на тушу.
Сначала Джим почувствовал лишь сострадание: следует дать дракону спокойно поесть, а затем уже расспрашивать его. Но, сидя и наблюдая, Джим почувствовал, как в нем пробудился – и весьма активно – голод. Желудок внезапно громко заурчал. Глядя на разодранную тушу коровы, Джим пытался убедить себя, что эта пища не соответствует статусу цивилизованного человека. Сырое мясо дохлого животного: мертвая плоть, старые кости, облезлая шкура…
– М-м, да, – промямлил Джим, придвигаясь поближе к Секоху и к корове; через минуту он откашлялся: – Выглядит неплохо, надо отметить…
Желудок призывно заурчал. Очевидно, брюхо дракона лишено человеческой щепетильности, которая нашептывала, что лежащая перед Джимом туша не пригодна в пищу…
– Секох?
Секох с неохотой поднял голову и настороженно вгляделся в Джима, не переставая при этом лихорадочно чавкать.
– Э… Секох… Я впервые в этих краях, – признался Джим. – Предполагаю, ты хорошо знаешь местность. Я… А как, как она на вкус, эта корова?
– Отвратительная… М-мм, – морщась, но с полным ртом сообщил Секох.
– Жесткая, старая… вонючая. Годная разве что для такого водяного дракона, как я, но не для…
– Я хотел расспросить о местности…
– Да. Ваша Честь?
– Думаю… Впрочем, это ведь твоя корова.
– Так обещала Ваша Честь, – осторожно напомнил Секох.
– Но мне любопытно, – Джим доверительно улыбнулся, – какой вкус у этой коровы. |