Генрих любил музыку, хорошо пел и имел все основания быть счастливым. Его наследник здоров, а жена постепенно поправляется после родов. Более того, женщина не может быть причиной его беспокойства. Весь двор знал, а вскоре и вся страна узнает, как Элизабет льнула к нему. И было неприлично нарушать его покой своими проблемами. Фокс поддался было искушению оставить Генриха наедине с его радостью, но король ждал его, и, по правде говоря, проблемы не станут менее серьезными, если их отложить.

– Ваше Величество.

Генрих обернулся с улыбкой.

– Входи, входи, мой маленький Фокс.

– Я пришел побеспокоить вас, Ваше Величество.

– Ты ошибаешься. Ничто не может беспокоить меня. Ты в силах заставить меня работать, но беспокоиться – нет.

– Надеюсь на это. Во-первых, Ваше Величество, вам необходимо вернуться в Лондон. Продолжает расти вражда между Бретанью и Францией. Обе страны требуют вашей поддержки, и Мортон не может больше лавировать между ними.

– Прокляни, Господь, Францию и всю ее жадность. Они заглатывают одно герцогство за другим, пока вся Европа не станет одной большой Францией. Они захватывают беспомощного старика и двух девочек, – ни милосердия, ни справедливости, одна только жадность.

– Мы не можем позволить себе обрести врага в лице Франции, Ваше Величество. К тому же регент Анна имеет причину для недовольства. Герцог Фрэнсис предоставил убежище герцогу Орлеанскому, которого изгнала Анна.

Генрих вздохнул.

– Да, знаю. Я бы не хотел, чтобы Фрэнсис был менее добр, потому что, возможно, в этом случае я не был бы жив и определенно не был бы королем. Но все равно глупо с его стороны давать Франции повод к войне. Нет, не начинай мне рассказывать о том, какую пользу он надеется извлечь из герцога Орлеанского. Ему бы следовало видеть, что… Хорошо. Я еду. Возможно, есть какой-то способ спасти Бретань, но боюсь, что… Я могу сделать не более того, что в моих силах. К тому же, как ты сказал, у меня нет никакой возможности бросить вызов Франции.

– Есть кое-что похуже.

– Да, Ричард, я знаю, – усмехнулся Генрих. – Мы настолько хорошо знаем друг друга, что я не верю, что ты мог считать войну между Францией и Бретанью достаточной причиной для моего беспокойства.

Тем не менее Фокс не решался говорить. Он знал, к своему огорчению, насколько неестественно Генрих относится к смерти по политическим мотивам. После восстания на севере братья Стаффорды были схвачены. Не было никаких сомнений в том, что они виновны в измене. Они подняли вооруженное восстание против своего короля. Но совету потребовалось яростно спорить на протяжении долгой ночи, а герцогу Бэдфорду даже умолять своего племянника, стоя на коленях, чтобы убедить Генриха отдать приказ о смертной казни. Но даже таким образом они не смогли заставить его приговорить к казни младшего брата, который, по мнению Генриха, заблуждался. А в день казни приговоренные выглядели спокойнее короля. Не то чтобы Фокс собирался теперь просить смертной казни для кого-либо. Просто следующий вопрос был очень чувствительным для Генриха.

– Ну, маленький Фокс? – подтолкнул Генрих.

– Внезапно возникло много разговоров вокруг графа Уорвикского, сир.

Лицо короля потемнело. Он чувствовал угрызения совести за то, что держит этого ребенка в тюрьме, но вместе с тем не осмеливался освободить его.