Неземное явление, в миру зовущееся до боли примитивным словом «тетя», поражало умы и сердца похлеще, чем удар молнии, землетрясение, наводнение и пожар единовременно. Так, она была способна подойти к шеренге солдат, что дисциплинированно справляли малую нужду на заднем дворе, в строго отведенном для этих целей месте, и потребовать, чтобы они немедленно прекратили, спрятали, подтянули штаны и сдвинулись на три-четыре метра вправо. А после — продолжили. Особо бывали отмечены те, кто оказывался в состоянии продолжать после такой встряски.

На кухне королева Гедвига тоже управлялась неплохо. Всего за несколько часов ей удавалось спрятать котлы и казаны, а также сковороды, кастрюли и бесчисленное множество предметов поменьше в такие труднодоступные места, что повар разражался истошными воплями при одном только взгляде, брошенном на его разоренное гнездо. Обычным результатом тетиной бурной деятельности являлось его — повара — неистовое желание оставить королевский двор и уйти в отшельники. С этим прошением он являлся к Оттобальту. Король, который и сам все время мечтал о том, как бы половчее смыться из дворца, в остальных подобной слабости духа не выносил. И поскольку повар был непреклонен, то приходилось существенно повышать ему жалованье, после чего он возвращался на кухню, где с горьким упорством потревоженного комара расставлял на место все свои причиндалы. Пробовали грозить смертной казнью, но на фоне тети любое наказание блекло и меркло. Сами палачи на весь долгий период пребывания королевы Гедвиги во дворце увядали. Энергии и энтузиазма у нее было хоть отбавляй, а совершенно оригинальный, недоступный прочим мыслящим существам, взгляд на вещи наделял ее страшной разрушительной силой.

Придворный маг таился как мышь под метлой, а слуги и служанки всевозможных рангов общались между собой исключительно серией разнообразных стонов и вздохов — слова были бессильны.

В королевстве поговаривали, что недавно переметнувшийся к великому князю Ландсхута военачальник Арсанис тоже сбежал не по доброй воле. Ходили даже слухи, что король, узнав о предательстве друга детства и самого лучшего полководца страны, тяжко вздохнул и пробормотал:

— Как я его понимаю!

Это печальное событие произошло аккурат в тот день, когда исполнилось ровно три месяца с момента приезда королевы-тети. В Уппертале этим все было сказано.

Король пришел в себя довольно быстро — сказалась старая рыцарская закалка и привычка сражаться с разными чудовищами, которыми буквально кишел Вольхолл. А может, наконец подействовал помет грифона…

Первая вторая глава

Гений заключается в умении отличать трудное от невозможного.

Вначале вроде бы все складывалось на редкость удачно.

Во-первых, Дитриха наконец вытошнило у полевого офицерского сортира, отчего на душе стало легче и не в пример радостнее.

Во-вторых, сообразительный и запасливый Ганс уже раздобыл на полевой кухне пива и даже слегка подогрел его, чтобы на поверхности не плавали льдинки. Пиво, правда, было паршивенькое, однако после второй кружки руки перестали трястись, в голове прояснилось, а разумом завладело желание действовать. Мы недаром упоминали выше, что при Дюнкерке в бароне фон Морунгене был разбужен его буйный и жестокий предок. На определенной стадии опьянения да еще и в соответствующих условиях он недвусмысленно давал о себе знать.

Члены экипажа тоже повеселели и приобрели более естественный цвет лица.

Вальтер внимательно оглядывался по сторонам, припоминая, так ли он представлял себе русскую зиму в средней полосе; Генрих разминал зудящие от безделья огромные мускулы; Ганс и Клаус, отойдя в сторонку, наперебой описывали друг другу похмельные страдания — напились впервые. Переодевшиеся в спецкомбинезоны, утепленные так, что и на Южном полюсе немецкой швейной промышленности стыдно бы не было, танкисты даже радовались крепкому морозцу и подхихикивали над порозовевшими щеками и носами.