Лишь после отчаянного крика хвостового стрелка и его короткой очереди «демоны» поняли, что их самолет атакован. Они не имели ни малейшей возможности узнать, с какого направления на них напал вражеский истребитель. У них почти не было времени оправиться от изумления, когда снаряды «Зеро» вонзились в правое крыло.

Стромп издал сдавленный вопль:

— Мы падаем!

Деннингс кричал в переговорное устройство, одновременно пытаясь выровнять самолет:

— Стэнтон, сбрасывай бомбу! Сбрасывай эту чертову бомбу!

Бомбардир, прижатый к своему прицелу центробежной силой, завопил в ответ:

— Она не выпадет наружу, если ты не выровняешь машину.

Двигатель номер три уже был охвачен пламенем. Внезапная потеря двух двигателей, оба из которых находились с одной стороны, продолжала кренить самолет, пока он не встал на одно крыло. Работая совместно, Деннингс и Стромп сражались с рычагами управления, стараясь поставить машину горизонтально. Деннингс изо всех сил тащил на себя секторы газа, выправил крен, но теперь оба оставшихся мотора заглохли. Наступила давящая, терзающая душу тишина.

Стэнтон сумел занять нормальное положение в своем кресле и открыл бомболюки.

— Держи машину ровно, — умоляющим тоном сказал он. Не тратя времени на установку прицела, он нажал на кнопку сбрасывания.

Ничего не произошло. Свирепое скручивающее усилие деформировало фюзеляж и заклинило бомбу в ее тесном отсеке.

С белым как мел лицом Стэнтон ударил по кнопке сбрасывания кулаком, но бомба упрямо оставалась на месте.

— Ее зажало! — закричал он. — Она не выпадет.

Сражаясь за еще несколько минут жизни, зная, что, если они выживут во время падения, им всем придется самим оборвать свои жизни ампулами цианида, Деннингс попытался совершить вынужденную посадку самолета на воду.

Ему почти удалось сделать это. До спокойной поверхности моря оставалось две сотни футов, и смертельно раненный самолет был готов коснуться брюхом воды. Но магний, из которого были изготовлены некоторые вспомогательные детали и картер двигателя номер три, загорелся, как зажигательная бомба, прожег крепления мотора и лонжерон крыла. Мотор выпал вниз, унося с собой вырванные кабели управления закрылками. Лейтенант Окинага положил «Зеро» в скользящий вираж на одно крыло, кружась над подбитым Б-29. Он наблюдал, как черный дым и оранжевое пламя пересекли голубое небо, как мазок костью. Он видел, как американский самолет врезался в океан, подняв в воздух гейзер белых брызг.

Он описал круг, высматривая выживших в катастрофе. но увидел лишь несколько плавающих обломков. Вдохновленный тем, чему суждено было стать его первым и единственным боем, Окинага описал еще один круг над погребальным шлейфом дыма, прежде чем отправиться в обратный путь в Японию, на свой аэродром.

В то время, когда разрушенный самолет Деннингса и его мертвый экипаж опускались на морское дно на глубину тысячу футов, другой Б-29 в более позднем часовом поясе и в шести сотнях милях к юго-востоку готовился к бомбовому вылету. С полковником Полом Тиббетом за штурвалом, бомбардировщик «Энола Гэй» появился над японским городом Хиросима.

Ни один из этих двух командиров бомбардировщиков не знал о задании, полученном другим. Каждый из них был уверен, что только его самолет и экипаж несут первую атомную бомбу, которая должна быть сброшена в этой войне.

«Демоны Деннингса» не смогли встретиться со своей судьбой. Тишина глубокого морского дна была столь же молчалива, как и тучи, собравшиеся над местом катастрофы. Героическая попытка Деннингса и его экипажа была похоронена под покровом бюрократической секретности и позабыта.