Она на миг умолкла, явно пытаясь сдержать слезы. Странно, как мало его это волновало. Наверное, если бы она знала, какая опасность угрожает ему на самом деле, и ее это тревожило, он бы с большим сочувствием следил за ее борьбой с чувством вины.

— Я говорила с Лефтрином, и он считает, что еще не поздно. Он говорит, хоть мы и зашли довольно далеко вверх по реке, Карсон еще может взять одну из лодок и благополучно доставить нас обратно в Кассарик до наступления осени. Будет нелегко, и ночевать придется под открытым небом. Но я его убедила.

Элис умолкла, задохнувшись от нахлынувших чувств, а затем продолжила таким сдавленным голосом, что слова едва ли не скрипели на зубах.

— Если хочешь, чтобы мы вернулись, я все устрою, — заверила она. — Мы отправимся сегодня же, только скажи.

Только скажи?

Теперь уже слишком поздно. Слишком поздно было даже в то утро, когда он сам настаивал на возвращении, хотя тогда он этого еще не понимал.

— Слишком поздно.

Седрик не сознавал, что прошептал эти слова вслух, пока не заметил, как изменилась в лице Элис.

— Са милостивая! Седрик, неужели ты настолько болен?

— Нет, — поспешно оборвал он ее.

Он действительно понятия не имел, насколько он болен и вообще уместно ли здесь слово «болен».

— Нет, ничего подобного, Элис. Я имел в виду, что уже слишком поздно возвращаться в Кассарик на лодке. Дэвви постоянно твердит, что скоро пойдут осенние дожди, и когда они начнутся, наш путь вверх по реке сделается еще труднее. Может, тогда капитан Лефтрин осознает, насколько глупа вся эта затея, и развернет баркас. В любом случае, я бы не хотел во время ливня оказаться в маленькой лодочке посреди бурной реки. Неподходящее время для загородных прогулок, на мой вкус.

Ему почти удалось вернуть себе обычный тон и голос. Может, если он сумеет вести себя, как прежде, она уйдет?

— А теперь, если не возражаешь, я очень устал, — резко сообщил Седрик.

Элис поднялась. Она выглядела поразительно непривлекательной в брюках, которые лишь подчеркивали женственный изгиб бедра. На ее блузе стали заметны следы безжалостной носки. Бесспорно, она стирала одежду, но здешняя вода превратила белоснежную ткань в серую. Солнце тоже сыграло свою роль, и рыжие волосы Элис, выбивающиеся из-под шпилек, выгорели до морковно-оранжевого оттенка, а веснушки только потемнели. Элис никогда не считалась красавицей по меркам Удачного. Еще немного солнца и воды — и еще вопрос, захочет ли Гест вообще принять ее обратно. Одно дело — неприметная жена-мышка, и совсем другое — такое вот пугало. Интересно, Элис приходило в голову, что по возвращении Гест может не пустить ее в дом. Скорее всего, нет. Ее воспитывали в твердой уверенности, что жизнь устроена определенным образом, и даже когда все свидетельства говорили об обратном, Элис ничего не замечала. Она ни разу не заподозрила, что Седрик с Гестом не просто близкие друзья. Сам он по-прежнему оставался для нее другом детства, бывшим секретарем ее мужа и ее временным помощником. Она настолько твердо верила, будто мир определяется ее правилами, что не замечала происходящего под самым ее носом.

Так что сейчас Элис только ласково улыбнулась ему.

— Отдыхай, милый друг, — пожелала она, тихонько прикрыв за собой дверь и оставив его в темноте, наедине со своими мыслями.

Седрик отвернулся лицом к стене. Его загривок зачесался. Он яростно поскребся, ощущая под ногтями пересохшую кожу. Что ж, пострадала не только внешность Элис. Его кожа теперь сухая, а волосы жесткие, словно конский хвост.

Ему хотелось бы свалить всю вину на Элис. Но он не мог. С тех пор, как Гест прогнал его, заставив ее сопровождать, Седрик старался хвататься за любую возможность, предоставленную ему этим походом.