Княжеским гайдукам фра Бернардо не понравился, Влад это видел. Он был католиком, а к ним простонародье относилось с подозрением. Да и сам монах вел себя несколько надменно: общался только с князем, даже ел обособленно из своих запасов — какие-то хлебцы и копченое мясо. От пары глотков из князевой баклаги, впрочем, он не отказывался и угостил в ответную сантуринским винцом, которое вез в стеклянной фляге, искусно оплетенной серебряным шнуром. Князь отметил про себя, что после его губ фра Бернардо не отер горлышко рукавом или ладонью, как делают обычно, если пивший тебе неприятен. Однако это ровным счетом ничего не значило.

Влад вспомнил, как удивился он, увидав, что папский эмиссар приехал через хребты совершенно один. Ни охраны, ни слуг…

— Хуже нет, чем собирать с собой в дорогу целый караван, — пояснил тогда фра Бернардо, присаживаясь у костра. — Это все равно как оповестить всех встречных и поперечных, что ты идешь. А места тут глухие, и доброго самаритянина встретить значительно сложнее, чем лесных разбойников с кистенями и буздыганами.

Князь и сам прекрасно понимал, что после многочисленных войн и междоусобиц многие прикинули, что на лесной или горной тропе можно за день заработать больше, чем пахать землю и растить урожай или скотину. Бывшие солдаты, разоренные теми же солдатами крестьяне, беглые крепостные — и господарские, и принадлежавшие служилым боярам-куртеням…

Влад Дракул хорошо помнил восстания Фогараша и крепостных крестьян, работавших в Мараморашских соляных копях, когда они обозлились настолько, что громили замки и захватывали города. Дворянское ополчение во главе с воеводой Ласло Чаки ничего не могло поделать, и пришлось принять то, что требовали подлые смерды: в том числе право свободного перехода к другому хозяину и наказание за произвол по отношению к крестьянам. Но только для вида — потом войска взяли Коложвар, где ютилось самое гнездо черни. То-то развешивали потом на стенах их главарей!

Но изрядно их и поразбежалось по лесам. А, как известно, если собака или волк попробует человечьей крови, то непременно захочет еще. Так и быдло, вкусив крови господской и свободы, уже не возьмется за плуг и не сядет к гончарному кругу…

Да и места лакомые, что говорить. По здешнему торговому пути из Кракова к Черному морю чего только не везли… С запада, из Ипра, Лувена и Кельна, привозили сукна и бархат, из Львова — литовское полотно и оружие; в Польшу отправляли скотину, вино, кожи и меха. Из Валахии вывозили соль, медь и зерно. Кого тут только не встретишь с тяжело груженными возами — и немца с французом, и русского, и армянина, и грека… И точно так же каждого можно было найти в овраге, раздетого донага и с перерезанным горлом.

…Фра Бернардо неожиданно привстал в стременах и поднял руку.

— Тихо! — воскликнул он.

Влад и гайдуки вопросительно уставились на монаха. Тот напряженно вслушивался в обычный лесной шум: деревья скрипят, ветер шумит, птицы да звери возятся в траве и кустах.

— Наверное, показалось… — пробормотал фра Бернардо. Кто-то из гайдуков презрительно усмехнулся трусости надменного спутника, но тут спокойный и привычный лес ожил.

Из незаметных доселе, искусно сделанных укрытий на небольшой княжеский отряд бросились люди. Они визжали и ухали, словно черти в аду, да и с виду напоминали все тех же чертей. Одни — голые по пояс, грязные, другие — обмотанные плохо выделанными свмердящими шкурами. На некоторых надеты были ржавые и измятые части доспехов, но видны были и дорогие латы, с чеканкой и позолотой; среди лысых и заросших густым волосом голов попадались древние шлемы-баррельхельмы, напоминающие ведра, и простые франкские каски.

Оружие тоже было самым разным: выщербленные старинные мечи, бог весть, откуда извлеченные, сверкающие турецкие и венгерские клинки, многочисленные тесаки наподобие тех, которыми столько хлопот доставил Владу магистр ордена Дракона… Буздыганы и топоры, косы на длинных рукоятях и обычные дубины, вырезанные из прочных древесных корневищ.