|
— То есть вы не видели эту так называемую свадьбу и казнь? — Нет, не видел. — Однако вы помогали двум остальным свидетелям в подробностях описать все, что там происходило. — Что вы имеете в виду, ваше преосвященство? — поинтересовался граф. — Только то, что даже этот свидетель, которому положено знать о душе Дракулы все, частенько передает нам лишь то, что слышал от других людей. Точно так же и второй свидетель говорит с нами устами этого турка, Хамза-паши. — Гримани указал на исповедальню, в которой находился Ион. — Но я знал его, — запротестовал тот. — Я часто навещал его в его камере. Ни кардинал, ни граф не обратили внимания на его возражения. — Что же из этого следует? — спросил Хорвати. — То, что все их свидетельства нельзя безоговорочно принимать на веру, — ответил кардинал. — Но разве мы решили выслушать всех троих не для того, чтобы из разных мнений составить одно, самое достоверное? — Что ж, это правильно. — Итальянец откинулся на спинку кресла. — Я всего лишь позволил себе высказать такое замечание для протокола. Человеческое мнение всегда субъективно. Так что выводы, которые мы сделаем из всего услышанного, должны быть нашими собственными, — заключил он с улыбкой. — Да. — Хорвати кивнул. — Все мы хотим именно этого. — Я согласен. Петру, куда менее искушенный в политике и интригах, верил в простые и непреложные истины. — Но этот человек был духовником князя, — возразил спатар. — Он говорит о том, что слышал сам. Да, раскрытие тайны исповеди — тяжкий грех, но все же мы обязаны верить в правдивость того, что ему известно. Человек не станет лгать своему духовнику во время исповеди. — Неужели? — Кардинал Гримани покачал головой. — Я знал людей, которые сильно преувеличивали свои грехи, надеясь на то, что если они будут прощены, то это даст им некоторые преимущества в будущем. Раз уж тяжкий грех прощен, то можно потом совершать те, которые полегче. — Возможно, ваше преосвященство, это и верно для римской церкви. — Тут Петру явно перегнул палку. — Это верно для всего рода человеческого, спатар, — поспешил вмешаться граф. — Я уверен в том, что и турки частенько поступают так же, хотя используют для этого свои ритуалы. Многие находят успокоение, заранее выговорив себе прощение. — Он кашлянул, прочищая горло. — Однако замечание было высказано и зафиксировано в протоколе. Я согласен с его преосвященством. Нам следует поторопиться. К слову, мне тоже кое-что неясно, святой отец. — Он повернулся к исповедальне. — Где вы снова присоединились к Дракуле? — Я пришел к нему в тюрьму, — послышался хриплый голос. — В Вышеграде.[14] — Он снова был заперт в клетке, как пойманный зверь, — негромко проговорил Гримани. — Но это было совсем не похоже на Токат, — откликнулся Хорвати. — Дракула жил скорее во дворце, чем в тюрьме. Никаких решеток на окнах. Прекрасный сад в итальянском стиле. А какая местность вокруг! В лесах бесчисленное множество дичи, на которую можно охотиться с собаками и ястребами. Да. — Граф кивнул. — Там можно было жить с удовольствием. — Неужто с удовольствием? — как-то резко переспросил Петру. — Это после всех убийств, которые он совершил, после того, как пошло прахом все, что было ему дорого, трон потерян, любовь растоптана. |
