Изменить размер шрифта - +
Мне пришлось прочитать неисчислимое множество литературы, поговорить с огромным количеством людей. Нет, я вовсе не хочу сказать, что не надо судить мертвых, и совсем не хотел бы приуменьшать грехи своего героя, говоря примерно так: «Да, конечно, но ведь Гитлер любил маленьких детей и немецких овчарок».
   Довольно долгое время у меня ничего не получалось, герой не приходил ко мне. В отчаянии я бросился за советом к Марин Кордеро. Ее невероятно обширные и точные знания об этом времени посрамили мои страхи касательно того, не слишком ли много человеческих черт я придаю своему герою.
   «Нет, — ответила мне она. — Он действительно был таков».
   «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо», — сказал известный римский поэт Теренций. Возможно, это так и есть, и в истории Влада не найдется ничего такого, что не было бы свойственно человеческому роду, но для меня писать ее было сложно, порой даже страшно.
   В душе я все еще остаюсь артистом, поэтому почти всегда стараюсь изучать своих персонажей точно так же, как актер исследует тот характер, который ему предстоит играть. Я стараюсь понять их мотивации, разобраться, какие события или отношения сформировали их жизнь и повлияли на действия, что побуждало их поступать так, а не иначе.
   Таким же образом я относился и к Владу, искал истоки его свершений в исторических хрониках, которые излагали события весьма туманно, пытался нащупать хоть какие-то оправдания его действий. Это как раз было самым трудным.
   Потом мне явилось откровение, почти что свыше. Это произошло, когда было создано уже две трети самого первого варианта текста, написанного в бесплодной попытке детальным образом исследовать своего героя, соединить воедино наше воображение, его и мои переживания и все это перенести на бумагу. Я вдруг понял, что не должен судить своего героя, оправдывать или обвинять его. Мне хотелось показать все так, как это было на самом деле, и перестать выискивать ответы на вопросы о том, почему он делал что-то так, а не иначе.
   В конце концов я решил позволить ему оставаться самим собой, каким бы он ни был. Мне предстояло отделить его действия от мифов и вложить их в контекст эпохи, весьма грубой и кровавой, той самой, в которую ему довелось жить. Выводы же пусть делает читатель. Каждый сам для себя.
   После этого писать роман стало намного легче. В последующих вариантах текста я заметил, что все как-то само собой, легко встает на места. Все то, что не выходило прежде, теперь стало получаться. Однако я еще толком не знал, каков будет конец, даже тогда, когда работал над вторым вариантом. Я написал его, а потом еще три раза переделывал роман, менял финал, и вовсе не потому, что пребывал в смятении и неопределенности. Просто я постепенно открывал для себя все больше и больше нового, постоянно удивлялся и не раз испытал шок.
   Меня целиком захватила идея следовать исторической правде настолько полно, насколько это было возможно. Однако я прекрасно знал, каков на самом деле бывает разрыв между так называемыми фактами, о которых пишет романист, и реальностью. Здесь он получался чудовищным. Причина этого состояла в том, что на самом деле о герое написано очень мало и почти все это отстоит очень далеко от правды. Эти публикации можно назвать пропагандой, ложью, намеренно распространяемой врагами и соперниками Влада для того, чтобы очернить его имя. У них было немало причин поступать так. Я не собираюсь утверждать, что Дракула не совершал устрашающих деяний, касающихся турок, трансильванских саксонцев, да и своего народа. Но когда он лишился власти, его историю рассказывали враги, и уж они-то постарались.
   Однако не только лживая пропаганда послужила причиной того, что за Владом прочно закрепилась весьма нелицеприятная слава. Его падение произошло в то время, когда только-только стали появляться новые технологии.
Быстрый переход