Изменить размер шрифта - +

 

– Так, стало быть, ты во сне запачкал поддевку в кровь?

 

– Точно так…

 

– Ну, ступай, братец, подумай… Ты несешь чепуху; подумай, завтра мне скажешь… Иди.

 

На другой день, когда я проснулся, мне доложили, что Кузьма желает со мной говорить. Я велел его привести.

 

– Надумал? – спросил я его.

 

– Точно так, – надумал…

 

– Откуда же у тебя на поддевке кровь?

 

– Я, вашескоблагородие, как во сне помню: припоминается что-то, как в тумане, а правда это или нет, не разберу.

 

– Что же тебе припоминается?

 

Кузьма поднял вверх свой глаз, подумал и сказал:

 

– Чудное… словно, как во сне или в тумане… Лежу я на траве пьяный и дремлю, не то я дремлю, не то совсем сплю… Только слышу, кто-то идет мимо и ногами сильно стучит… открываю глаз и вижу, словно как бы в беспамятстве или во сне: подходит ко мне какой-то барин, нагинается и вытирает руки о мои полы… вытер о полы, а потом рукой по жилетке мазнул… вот так.

 

– Какой же это барин?

 

– Не могу знать; помню только, что это был не мужик, а барин… в господском платье, а какой это барин, какое у него лицо, совсем не помню.

 

– Какого же цвета у него было платье?

 

– А кто его знает! Может, белое, а может, и черное… помнится только, что это был барин, а больше ничего не помню… Ах, да, вспомнил! Нагнувшись, они вытерли свои ручки и сказали: «Пьяная сволочь!»

 

– Это тебе снилось?

 

– Не знаю… может, и снилось… Только откуда же кровь взялась?

 

– Барин, которого ты видел, похож на Петра Егорыча?

 

– Словно как бы нет… а может быть, это и они были… Только они сволочью ругаться не станут.

 

– Ты припомни… ступай, посиди и припомни… может быть, вспомнишь как-нибудь.

 

– Слушаю.

 

Это неожиданное вторжение одноглазого Кузьмы в почти уже законченный роман произвело неосветимую путаницу. Я решительно потерялся и не знал, как понимать мне Кузьму: виновность свою он отрицал безусловно, да и предварительное следствие было против его виновности: убита была Ольга не из корыстных целей, покушения на ее честь, по мнению врачей, «вероятно, не было»; можно было разве допустить, что Кузьма убил и не воспользовался ни одною из этих целей только потому, что был сильно пьян и потерял соображение или же струсил, что не вязалось с обстановкой убийства?..

 

Но если Кузьма был не виноват, то почему же он не объяснял присутствия крови на его поддевке и к чему выдумывал сны и галлюцинации? К чему приплел он барина, которого он видел, слышал, но не помнит настолько, что забыл даже цвет его одежды?

 

Прилетал еще раз Полуградов.

 

– Вот видите-с! – сказал он. – Осмотри вы место преступления тотчас же, то, верьте, теперь всё было бы ясно, как на ладони! Допроси вы тотчас же всю прислугу, мы еще тогда бы знали, кто нес Ольгу Николаевну, а кто нет, а теперь мы не можем даже определить, на каком расстоянии от места происшествия лежал этот пьяница!

 

Часа два бился он с Кузьмой, но последний не сообщил ему ничего нового; сказал, что в полусне видел барина, что барин вытер о его полы руки и выбранил его «пьяной сволочью», но кто был этот барин, какие у него были лицо и одежда, он не сказал.

Быстрый переход