Я решил задержаться еще на минутку, чтобы привести себя в порядок. Поехал назад в сторону Гроув, припарковался на дальнем конце моста через канал. Из-под деревьев, растущих по берегам канала, я прикатил пару крупных обломков коралловых рифов, сунул их в свою большую сумку, в которой лежали полиэтилен, перчатки и нож, и забросил ее на середину канала.

Еще раз я остановился у небольшого темного парка почти у дома Риты и тщательно вымылся. Мне нужно выглядеть аккуратно и презентабельно; когда на тебя кричит разъяренная женщина, это следует рассматривать как полуофициальное мероприятие.

Представьте себе мое удивление, когда я позвонил в ее дверь несколькими минутами позже. Она не распахнула дверь настежь, не стала расшвыривать мебель и оскорблять меня. На самом деле Рита открыла дверь очень медленно и осторожно, наполовину спрятавшись за нее, как будто страшно боялась чего-то, что могло ее ждать с обратной стороны. И то, что за дверью ждал я, говорило о ее редком здравом смысле.

— Декстер?.. — мягко и стеснительно произнесла она. Казалось, она не уверена, хочет ли, чтобы я отвечал или нет. — Я… я не думала, что ты приедешь.

— И все же я здесь, — любезно отвечал я.

Она ненормально долго молчала. Наконец приоткрыла дверь чуть шире и сказала:

— Ты… зайдешь?.. Пожалуйста…

И если ее слабый и неуверенный тон, которым на моей памяти Рита никогда не пользовалась, был для меня сюрпризом, то представьте, как меня поразило то, что на ней было надето. Думаю, эта штука называется пеньюар или, возможно, неглиже — одним словом, ткани на ее сооружение ушло минимум. Как бы это ни называлось, оно, несомненно, было на ней надето. И как бы неестественно это ни звучало, наряд предназначался мне.

— Пожалуйста… — повторила она.

Ну, это уже будет немного слишком, правда: что, подразумевается, я должен здесь делать? Во мне еще бурлил неудачный эксперимент с вахтером; с заднего сиденья сочилось недовольное ворчание. А быстрая проверка ситуации во многом свидетельствовала о том, что я попал в капкан между дорогой Деб и Темным Художником, а теперь ожидается, что здесь я проделаю нечто свойственное человеку вроде… Кстати, вроде чего? Она ведь не хочет… то есть она ведь не хочет конца нам обоим? Что здесь происходит? И почему происходит со мной?

— Я отправила детей к соседям, — сказала Рита и толкнула дверь бедром.

Я вошел.

Не могу придумать, как описать то, что произошло потом, ни один из вариантов не кажется адекватным. Она пошла в сторону дивана. Я следом. Она села. Я тоже. Казалось, она испытывает неловкость, как будто чего-то ждет, а так как я не совсем понимал чего, то я вернулся к мыслям о незаконченной работе с Яворски. Если бы у меня только было чуть больше времени! Что бы я мог сделать!

Пока я думал обо всем этом, до меня вдруг дошло, что Рита тихо плачет. Какое-то время я смотрел на нее, пытаясь прогнать из сознания образ освежеванного и бескровного вахтера. Провалиться мне на месте, если я понимаю, отчего она плачет, но поскольку я так долго и тщательно практиковался в имитации человеческих проявлений, я знал, что должен успокоить ее. Я склонился к ней, обнял за плечо.

— Рита, — сказал я. — Ну ладно, ладно.

Не особенно подходящие для меня слова, но их рекомендуют многие эксперты. И они оказались эффективными. Рита потянулась ко мне и прижалась лицом к груди. Я крепче обнял ее, что позволило увидеть часы на запястье. Меньше часа назад эта самая рука сжимала филейный нож над маленьким вахтером. От этой мысли у меня закружилась голова.

И правда, я не знаю, как это произошло, но это произошло. Еще какое-то время я поглаживал ее, приговаривая «ну-ну, ладно, ладно», а сам смотрел на мышцы своих рук, сенсорной памятью пальцев ощущая пульс, взрыв энергии и яркость ножа, взрезающего живот Яворски.