— Как жизнь в самом центре шумной толпы, которую можешь видеть и слышать только ты.

— Да. Неприятно.

— Он не с командой.

— Нет. Может, когда-нибудь, но пока что нет. Прямо сейчас, это все, что он может сделать, чтобы иметь хоть какое-то подобие нормальной жизни.

Райли предпочла бы продолжить разговор о чьих-нибудь чужих проблемах, но с неохотой сконцентрировалась на своих собственных.

— Итак… шок из-за удара тазером мог усилить или изменить мое ясновидение до того, что я фактически могу иметь видения.

— Это возможно.

— Ты не упоминал эту возможность прежде. Не так ли? Господи, я даже не помню, отметилась ли я вчера.

— Отметилась, кратко. И я не заметил абсолютно ничего необычного в разговоре, так что ты, очевидно, функционировала во время тех недостающих часов. Что касается того, обсуждали ли мы возможность, что твои способности могли измениться, нет, не особо.

— Ты думал, что подобное могло случиться?

— Честно? — впервые в его голосе прорезалась усталость. — Здесь столько всего происходило, что у меня было не так много времени, чтобы рассматривать что-то другое.

— Да, я видела тебя в новостях. Дело кажется очень трудным.

— Трудное. Но все команды в настоящее время заняты трудными делами. Включая тебя. Райли …

— Знаю. Я должна вернуться в Квантико. Но ответы здесь, Бишоп. Кроме того, по меньшей мере, один человек мертв, и существует большая вероятность, что будет еще одна жертва. И я в этом замешана. Как-то я замешана. Я не могу просто уйти от этого.

— Неизвестный противник смог нанести опытному агенту удар исподтишка и положил тебя на обе лопатки в воскресенье ночью.

— Не напоминай, — пробормотала она.

Бишоп проигнорировал это.

— Ты не знаешь, было ли это нападение с целью убить, хотя все улики указывают на это. Твои воспоминания и инстинкты, говоря кратко, ненадежны, и ты сжигала энергию в намного большем количестве, чем обычно. У тебя было два провала за последние сорок восемь часов, с потерей большей части этого времени. Тебе стали сниться сны, и появились видения о том, что кажется чрезвычайно черными оккультными ритуалами, которые, мы оба знаем, настолько редки как зубы у курицы. И у тебя, кажется, нет резервов.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она намеренно дерзко, совсем не уверенная, что он позволит ей удрать с этим. Обычно он не позволял.

— Райли.

— Ладно, это безумие. Я безумна. Вероятно. Я также напугана, на тот случай, если ты этого не улавливаешь.

— Я улавливаю, — сказал он. — Даже без телепатии. Чем хуже становится ситуация, тем более небрежной становишься ты.

Райли нахмурилась.

— Я настолько предсказуема?

— Это защитный механизм. В твоем случае — способ выживания.

— Как в «Не трудитесь убивать бедненькую маленькую сумасшедшую блондинку, она определенно не в своем уме, а значит, безобидна»?

— Что-то вроде этого. И другой вид… защитной окраски. Если ты смеешься над ситуацией или воспринимаешь ее несерьезно, тогда положение не может быть настолько серьезно сейчас, да? Успокаивает других людей и не дает давить на тебя.

Взгляд Райли вернулся к мужчине, ожидающему на террасе, и она сказала:

— Не думаю, что это сработает на этот раз.

— Не со всеми, во всяком случае. Если Эш Прескотт — твой путь спасения, ты должна быть предельно честна с ним.