– Кого? – ласково переспросила я, занимая удобную позицию для наказательных щекоталок.

– Коку, – хихикнула девочка, благоразумно отодвигаясь. – Это гламурное название московской курицы. Начала уже в ванной перья терять, баба Катя замучилась сток прочищать. Но зато после высушивания твоих перышек их набралось на хорошую подушку.

– И это любящая дочь! – трагически взвыла я, заломив руки. – Вот только что чудовищно унизила родную мать! А я-то думала, что есть кому на старости лет стакан воды подать!

– Во-первых, – Ника деловито шмыгнула носом, – у тебя не будет никакой старости лет, я тебя знаю, ты и в двести лет свой попный пропеллер в кладовку не уберешь…

– Прости, что?

– Попный пропеллер, – с готовностью повторила девочка. – Ну, то что у тебя в попе жужжит и от гламурной Коки спасает.

– Злыдня.

– Так есть в кого. А по поводу стакана воды – я что-то сильно сомневаюсь, что он тебе понадобится. Вот бокал мартини – это да, в это верю. Его подам, не волнуйся.

– Спасибо, утешила.

– Так мы едем в магазин или нет? По-моему, весь паркинг уже выхлопами нашей машины провонялся.

– Едем, – я аккуратно вырулила со стоянки. – И прекрати меня сбивать с мысли, она и так верткая и из-под ног все время выскальзывает.

– Кто?

– Мысль. Мама старенькая, маме трудно сосредоточиться, она все самое ценное в себе дочери передала, сама теперь обрывками былой роскоши перебиваюсь.

– Ключевое слово – перебиваешься. То есть сама себя перебиваешь. Напоминаю, мамсик, у тебя была мысль.

– Между прочим, – проворчала я, – даже у самых-пресамых особо одаренных имеется попа, по которой родители могут в случае необходимости настучать. И вообще, я передумала, не возьму тебя с собой, отправлю к Левандовским на дачу. Нечего маленьких девочек в авантюру втягивать.

– В авантюру? – Дочка возбужденно подпрыгнула в детском кресле – мы с ней очень дисциплинированные участники дорожного движения. – Я не хочу к Левандовским, я хочу в авантюру!

– Но учти, тебе придется на время забыть, что ты Ника Майорова, на пару недель ты станешь Вероникой Луговской.

– Здорово! Мы куда-то едем?

– Да, в Турцию. Но об этом никто не будет знать, кроме Таньского. Мне материал заказали, большой, на несколько номеров, о наших соотечественниках на курорте.

– И что тут такого секретного? Тоже мне, криминальное расследование! – разочарованно фыркнула девочка.

– Я, конечно, не совсем адекватная мать, – я въехала на стоянку возле супермаркета и выключила зажигание, – но остатки разума пока сохранила. Неужели ты всерьез считаешь, что я взяла бы тебя с собой на опасное мероприятие?

– Тода зачем менять имя?

– Затем, что я не хочу привлекать к себе внимание, как жена Алексея Майорова, я поэтому и под псевдонимом пишу. И в Турцию поеду под этим псевдонимом.

– Поняла, – серьезно кивнула Ника. – Когда едем?

– Через пару дней.

Каким гвоздем? Тем самым, который воспевал Владимир Владимирович. Да не он, господь с вами, – Маяковский! Помните?

В детстве мое чересчур живое воображение рисовало гигантского дяденьку Маяковского со здоровенным молотом в руках. Он идет вдоль шеренги чумазого пролетариата и с энтузиазмом лупит этим молотом по головам несчастных, вбивая их в землю по самую шляпку.