— Я люблю ночной Санктафракс, — говорил он, — без всей этой дневной суеты. Прибывающие и отбывающие корзины, сплошной шум. Я понимаю, что мы, академики, зависим от существ Нижнего Города, но какие они беспокойные! Шумят, кричат, дудят о своих товарах. Каждый день я с нетерпением ожидаю полуночи, когда последний из них вернётся к себе домой в Нижний Город и Санктафракс превратится в то, чем он и должен быть: прибежищем мирного, тихого течения академической мысли.

Как раз в этот момент из здания слева от них раздался пронзительный вопль удивления, за которым немедленно последовал взрыв презрительного смеха. «Пить или вылить! Пить или вылить! Пить или вылить!»

Квинт вопросительно взглянул на профессора. Тот вздохнул:

— Некоторые из нас, возможно, не столь сильны в академической рефлексии.

— Кто это вопил? — спросил Квинт.

— Вахта Штормов. — Линиус нетерпеливо поднял глаза. — Во время одной из своих смехотворных церемоний посвящения, судя по звучанию. — Он нахмурился. — Штормовики могут быть такими же непредсказуемыми, как и погодные условия, которыми они занимаются.

По мере продвижения к цели шум постепенно замирал, и тяжёлая, непроницаемая тишина снова окружила их. Высочайшему Академику она, казалось, была по душе, но Квинту она казалась жутковатой, неестественной. Ему трудно было поверить, что место, которое он всегда видел оживлённым, может стать таким пустынным. Возможно, из-за этого ему постоянно казалось, что из темноты на него пристально смотрят странные глаза, призрачные лица мелькают в тенях. Присматриваясь, он ничего не мог обнаружить — но он не мог избавиться от чувства, что за ними постоянно следят.

Они подошли к пристани. Деревянное покрытие заскрипело под их ногами; профессор широкими шагами направился к древней клетке, свисавшей со своей лебёдки у края мостков. Профессор щёлкнул ржавым замком, поднял клетку до уровня пристани, распахнул жалобно заскрипевшую решётчатую дверь и пригласил Квинта внутрь.

— Прошу! — сказал он.

Квинт уставился на сооружение, болтающееся на цепи, с некоторым внутренним трепетом. В отличие от лифтовых корзин, поднимающих и спускающих пассажиров из Нижнего Города и обратно, эта клетка Нижнего Неба была древней конструкцией. Её хрупкая рама, зарешеченный летучий валун-противовес, потускневшие воронки и трубы выглядели такими ненадёжными, такими хилыми.

— Она надёжнее, чем кажется, — заверил его Ли-ниус, устраиваясь в своём сиденье. Он зажёг принесённый с собой фонарь и фонарь клетки, затем повернулся к Квинту. — Конечно, работа с клеткой всегда несёт в себе элемент риска, особенно когда в воздухе лёд.

Квинт поёжился. Над его головой парила птица-снежник, крича, как плачущий грудной ребёнок. Стиснув зубы и стараясь выглядеть храбро, Квинт схватился за раму и влез в клетку. Она затряслась и закачалась.

Профессор закрыл дверь.

— Здесь, — указал профессор, — вверх-вниз, как там они называются, а это, что ли, рычаги.

— Рычаги противовесов, — понимающе кивнул Квинт. — Всё проще, чем на «Укротителе Вихрей», но если принцип тот же, то они управляют углом, скоростью и балансом.

Профессор выглядел поражённым.

— Так ты сможешь с ними управиться?

Квинт наклонился и потянул один из рычагов на себя, затем толкнул другой. Клетка послушно качнулась сначала в одном, затем в другом направлении.

— Баланс отлажен. Можно отчаливать, — одобрительно кивнул Квинт.

— Давай, пока не стало ещё холоднее, — согласился Линиус Паллитакс и похлопал себя по карману. — Пора проверить, насколько точно я перевёл свиток, который ты мне принёс.