Смола сосновых деревьев — аромат, «тот, что делает божественным», — окуривала камень статуи пока, лицом к дороге, юный писец читал слова молитвы, прося богов открыть им путь.
Окуривание статуи велось до самого Нила.
Путь был пройден благополучно, и в конце его радость участников и зрителей была неописуемой. Не было ни одного жителя провинции, который бы пожелал пропустить это событие. Джехути, как и обещал, устроил гигантский пир на свежем воздухе, венчавший успех транспорта.
Когда колосс был установлен перед фасадом храма, правитель провинции поздравил выбившегося из сил Икера.
— Твоя миссия выполнена, Икер! Но не забудь, что каждый иероглиф, каждый знак и каждая статуя, какой бы ни была их величина, освещает лишь один аспект тайны мироздания. Сегодня мы воздаем почести царскому Ка. А ты отдохнешь позже, потому что сейчас должен составить отчет об этом событии.
Юному писцу, вне всякого сомнения, было уготовано самое высокое предназначение, но уже сейчас он стал объектом злобной зависти. Опытные чиновники, которые занимали свои посты довольно давно, жаловались на благосклонность правителя провинции к этому одинокому мальчишке, который ни с кем не дружил и весь был поглощен усердной работой. И все же никто не осмеливался нападать на него — с одной стороны, из-за покровительства, которое оказывал ему Джехути, а с другой — из-за собранной Икером информации, которая касалась многих. Разве, подводя итоги сильным и слабым сторонам хозяйства в провинции, он не заметил недостатки в работе своих коллег? Одно его слово, и на их головы падет кара. Не лучше ли было бы улестить его, но вот как подступиться? Икер проходил из кабинета в комнату, из комнаты в кабинет и ни к кому не ходил в гости. А когда он гулял с ослом, то был так погружен в свои мысли, что к нему было не подступиться.
Даже в минуты отдыха юноша думал только о работе. Оказавшись во главе корпуса техников, которые были много старше и опытнее, он понимал, что малейшая оплошность станет для него непоправимой. Однако стремление к безупречности не было вызвано лишь самозащитой; любовь питала его изнутри, была как бы внутренним огнем, освещавшим путь.
Ночью же он мечтал о ней.
Все свои усилия он совершал ради нее. Однажды он ее увидит и не станет вести себя как несведущий или неспособный. Если судьба навязывает ему такие испытания, то, очевидно, ради того, чтобы он стал рядом с ней и показал ей свои способности, выйдя в избранные писцы. Возможно, что и этого окажется мало в глазах той, которую он любил... Он должен будет открыть ей все лучшее в себе, чтобы доказать, что жил только ради нее.
Ему снились и кошмары, головы убийц, чудовища... Вопросы, на которые он не знал ответа, и необходимость отомстить тем, кто хотел оборвать нить его жизни. Оставаться в неведении и пассивности было невыносимо.
Как-то среди таких дурных снов у него возникло безумное предположение — такое ужасное, что юноша сначала отбросил его от себя с негодованием. Но мысль настойчиво возвращалась, и Икеру больше не удавалось от нее отмахнуться. Она сделала его мрачным и молчаливым, еще больше изолируя от людей.
К счастью, его осел понимал малейшие колебания состояния его души и неустанно выслушивал признания своего друга. Если Икер задавал ему вопросы, то Северный Ветер отвечал «нет», поднимая левое ухо, и «да», поднимая правое.
Своему верному приятелю» Икер мог доверять полностью. Поэтому он рассказал ему о своем мучительном предположении.
И Северный Ветер поднял правое ухо.
Врачеватель Гуа был в отчаянии.
— Две недели пиров, и ваша печень раздулась больше, чем у гуся, которого откармливают по специальной диете! С медицинской точки зрения это настоящее самоубийство.
Джехути пожал плечами.
— Я чувствую себя великолепно. |