– Значит, на этот раз вы поверили моим словам?

– Да, я поверил вам.

Я был полностью удовлетворен: я даже сам себе чуть не поверил.

Глава 8

Вернувшись в домик, где ютились уцелевшие полярники, мы обнаружили, что он почти опустел, остались только доктор Бенсон и двое самых тяжелых больных. Домик казался теперь гораздо просторнее, чем прежде, просторнее и холоднее, повсюду царил беспорядок, как после благотворительного базара, когда толпы домохозяек уже успели расхватать все более‑менее стоящее.

Повсюду на полу валялись изодранные, грязные одеяла, простыни, одежда, рукавицы, тарелки, ножи, всякие мелочи, принадлежавшие полярникам. Эти люди так ослабели и вымотались, так стремились поскорее отправиться в путь, что махнули рукой на свои пожитки. Единственное, что их заботило, – это они сами. Винить их за это я не мог. Обожженные и обмороженные лица двоих тяжелобольных были обращены в нашу сторону. Они то ли спали, то ли находились в глубоком обмороке. И все‑таки я не стал рисковать. Я вызвал Бенсона наружу, к западной стене домика, и он тут же присоединился ко мне.

Я рассказал Бенсону то же, что и коммандеру и лейтенанту Хансену.

Ему следовало это знать, учитывая, что именно он будет находиться в постоянном и тесном контакте с больными. Наверное, он был сильно удивлен и даже потрясен, но ничем не обнаружил этого. Лицо врача должно выражать только то, что следует, осматривая пациента, стоящего на пороге смерти, врач не станет рвать на себе волосы и рыдать во весь голос, отнимая у больного последние силы. Итак теперь трое из команды «Дельфина» имели представление о случившемся – ну, скажем, наполовину. Этого было вполне достаточно. Я только надеялся, что они узнали не слишком много.

Потом заговорил Свенсон: все‑таки Бенсон был его подчиненным.

Он спросил:

– Где вы собираетесь расположить больных?

– Там, где им будет удобнее. В офицерских каютах, в матросских кубриках, словом, распределим их повсюду. Так сказать, чтобы загрузка была равномерная... – Он помолчал. – Правда, придется учесть последние... гм... события. Это сильно меняет дело.

– Да, меняет. Половину – в кают‑компанию, половину – в матросскую столовую... Нет, лучше в кубрик. У нас нет основании лишать их удобств. Если это их удивит, можете сказать, что так сделано, чтобы облегчить лечение и уход, и что они постоянно будут находиться под медицинским контролем, как, например, сердечники в реанимации. Возьмите в союзники доктора Джолли, он, кажется, вполне компанейский мужик. Не сомневаюсь, что он поддержит и другое ваше требование: чтобы все пациенты были раздеты, вымыты и переодеты в больничные пижамы. Если они не в состоянии двигаться, их вымоют прямо в постели. Доктор Карпентер проинформировал меня, что профилактика инфекции играет огромную роль при сильных ожогах.

– А что с одеждой?

– Вы соображаете быстрее, чем я, – признался Свенсон. – Всю одежду надо забрать и пометить. Все, что у них есть, тоже забрать и пометить. Им сообщить, что одежда будет выстирана и продезинфицирована.

– Будет лучше, если вы сообщите мне, что мы ищем, – высказал свое мнение Бенсон. Свенсон перевел взгляд на меня.

– А Бог его знает, – проговорил я. – Все, что угодно. Одно могу сказать точно: пистолет вы там не найдете. Особенно тщательно помечайте рукавицы: когда мы вернемся в Британию, эксперты попробуют найти следы пороха.

– Если на борт корабля попадет что‑нибудь крупнее почтовой марки, я это найду, – заверил Бенсон.

– Вы уверены? – уточнил я.