А тут и коммандер Свенсон появился снова. Когда он плотно закрыл за собою дверь, я сказал:

– Десять против одного, что ничего не разузнали.

– В нищих вы не умрете, – кивнул он. – Именно что ничего. Так мне доложил старшина торпедистов Паттерсон, а вы сами знаете, что это за человек.

Да, это я знал. Паттерсон отвечал за дисциплину и распорядок дня личного состава, и Свенсон как‑то обмолвился, что именно Паттерсона, а не себя самого, считает самым незаменимым человеком на лодке.

– Паттерсон влез наверх как раз перед Бенсоном, – сказал Свенсон. ‑Он говорит, что услышал, как Бенсон вскрикнул, тут же обернулся, но увидел только, как тот падает на спину. Он даже не знал, кто свалился: было слишком темно, и мела метель. Ему показалось, что перед тем, как упасть, он рукой и коленом уже был на мостике.

– Из такого положения упасть на спину? Очень странно! – заметил я. Центр тяжести тела уже, очевидно, был на борту корабля. И даже если он вдруг начал опрокидываться, у него было достаточно времени, чтобы уцепиться обеими руками за комингс на мостике.

– Может, он и в самом деле потерял сознание, – предположил Свенсон. ‑К тому же не забывайте, что комингс обледенелый и очень скользкий.

– Когда Бенсон свалился, Паттерсон, наверно, подбежал к борту, чтобы посмотреть, что с ним произошло, верно?

– Именно так, – устало ответил Свенсон. По его словам, в радиусе десяти футов от мостика в момент падения Бенсона не было ни души.

– А в десяти футах кто был?

– Он не может точно сказать. Не забывайте, какая темнотища там была, а потом Паттерсона ослепил яркий свет на мостике. И наконец, он не стал терять время на разглядывание, а помчался за носилками еще до того, как вы или Хансен добрались до Бенсона. Паттерсон не из тех, кого надо водить за ручку.

– Значит, здесь тупик?

– Да, тупик.

Я кивнул, подошел к шкафчику, достал два еще мокрых рентгеноснимка в металлических зажимах и поднес их к свету, чтобы Свенсон мог рассмотреть. – Бенсон? – спросил он и, когда я кивнул, внимательно в них всмотрелся.

Затем спросил: – Эта полоска вот здесь – трещина?

– Трещина. И куда толще волоса, сами видите. Ему, действительно, крепко досталось.

– Значит, очень плохо? Когда он выйдет из комы?.. Он ведь сейчас в коме?

– Совершенно верно. А когда выйдет?.. Если бы я только что окончил медицинский факультет, я назвал бы точное время. Если был бы светилом нейрохирургии, то ответил бы – в пределах от получаса до года, а то и двух: настоящие специалисты на собственном опыте убедились, что о человеческом мозге нам практически ничего неизвестно. Но я ни то и ни другое, поэтому скажу так: он придет в себя через два‑три дня... Но могу и безнадежно ошибиться. Вдруг у него сильное церебральное кровотечение? Впрочем, не знаю, не думаю. Судя по кровяному давлению, дыханию и температуре, органических повреждений нет... Теперь вы знаете об этом столько же, сколько и я.

– Вашим коллегам это пришлось бы не по душе, – печально улыбнулся Свенсон. – Признавая свое невежество, вы развеиваете туман таинственности над вашей профессией... А как другие пациенты? Те двое, что остались на станции?

– Я посмотрю их после ужина. Может, они окрепнут настолько, что завтра можно будет перенести их сюда. Кстати, хотел бы попросить вас об одном одолжении. Можете вы передать в мое распоряжение торпедиста Ролингса? И еще: вы будете возражать, если я доверю ему наши секреты?

– Ролингса? Ну, не знаю.