–Вам не повезло. Впрочем, как и всем здесь присутствующим. И выхода у нас с вами нет, поручик.

–Это еще почему? Ведь они обещали рыцарское отношение к пленным, – сказал Лабунский.

–На вокзале вчера массово стреляли офицеров. Это по-рыцарски?

–Но это в горячке боя, поручик. Но теперь горячка прошла.

–Вы сколько на фронте, поручик?

–С весны 1918 года.

–И вы так и не изучили большевиков? Вас ведь уже приговаривали к расстрелу. Вы рассказывали это в Воронеже.

–Было дело, поручик.

–Тогда вас дрозды спасли. Так?

–Да, – подтвердил Лабунский.

–А ныне кто спасет? Нет. Нам с вами не выбраться. Уж если они женщин Красного Креста не щадят, то что говорить про нас.

–Женщин? Из Красного креста? А что случилось? – спросил Лабунский.

–А вы не знаете?

–Откуда. Я только пришел в Феодосию и сразу был арестован.

–Сказали, что солдаты 30-й дивизии красных как заняли госпиталь, так и поставили к стенке пятерых врачей и с десяток сестер милосердия.

–Не может быть!

–Здесь есть люди, что сами это видели, поручик. Поверьте мне, что с нами церемониться они не станут. А на вас еще и аксельбанты остались. Почему не сняли?

–Не успел. Они под шинелью были. Но шинель с меня товарищи красные сняли. Хотели и сапоги стянуть, но передумали. А шинельку их солдат забрал уже у самых ворот нашей «тюрьмы». Сказал, что больно хороша.

–Сейчас снимите.

–Зачем? Я ведь признался кто я такой и мои документы у них.

–Все равно снимите. Они как красная тряпка для быка, поручик. Вы видели рожи наших охранников.

Лабунский снял аксельбант и положил его в карман галифе.

Офицеры расположились в глубине помещения.

Казарма была под завязку наполнена людьми к вечеру. Сюда садили не только офицеров и солдат белой армии, но и некоторых гражданских лиц.

Лабунский и Васнецов уступили место на лавке женщине средних лет.

–Кто вы, мадам? – спросил Васнецов.

–София Аврамовна Мендель.

–И за что вас арестовали?

–Меня арестовал мой бывший работник по фамилии Цывин. Я, господа, была владелицей пекарни. И этот Цывин работал у меня. Но был уволен два месяца назад. А ныне он состоит при отделе ЧК в Феодосийском Военно-революционном комитете. Так он мне представился и назвал буржуйкой и кровопийцей.

–Понятно, мадам.

–Со мной арестовали и моего пекаря господина Баранова. Я сказала им, что это простой работник. Но Цывин сообщил, что Баранов ярый контрреволюционер и заслуживает смерти. Но я, господа, так и не поняла, что он сделал.

–Поддерживал Врангеля, наверное, мадам. Но разве товарищам нужна причина для расстрела?

–Господа! Неужели вы думаете, что нас могут расстрелять? – спросила госпожа Мендель.

Офицеры не стали пугать женщину…

Феодосия.

Бывший кинотеатр «Иллюзион».

Допрос.

Утро. 17 ноября, 1920 год.

На следующее утро офицеров стали переписывать. И одним из первых вызвали на допрос Лабунского. Его привели к командиру ОСНАЗ товарищу Воронкову. Так тот сам представился. Это был плотный мужчина средних лет в кожаной куртке и с кобурой шикарного «Маузера» на боку.

–Этот тот самый? – спросил Воронков у конвойного солдата. – Тот самый, что с побрякушками был?

–Точно он. Наш командир его и заарестовал. А ныне он побрякушки-то с себя снял, товарищ Воронков. Видать большая птица.

–Садитесь, – строго приказал Воронков Лабунскому. – Мне нужно знать кто вы такой?

–Но ваши солдаты завладели моими документами.