— В таком случае Лунгин не должен был воскрешать Тихона Петровича, — мрачно говорю я. — Прошлого не исправишь.

— Почему?

— Да потому что он отнял надежду и любовь у всех убийц!

— Да, какие-то нельзя исправить, — солнце снова падает в глаза Мамонова, и он мне улыбается. — Если ограбил, приди и верни. А какие-то нельзя… Но какие-то можно.

— Вам на меня не плевать?

— В данный момент?

— Как на собирательный образ зрителя?

— В данный момент вы — журналист. Не плевать, но это не должно быть мотивом — выйти на сцену, чтобы публике угодить. Мотивом должно быть выйти и сказать что-то. На каждом этапе жизни я говорю то, что мне кажется сейчас самым главным. Когда-то это были «Звуки Му», потом «Игла», потом «Остров». Так все с моей личной жизнью совпадает, поэтому в этом смысле вы правы — я играю… не в обычном смысле лицедейства. Я вхожу только в ту роль, которая меня тревожит. В Грозном, как вы спросили, вопросик такой мелькнул — «А почему он был такой?». Вот это и меня очень тревожило как актера. Сорок дней он простаивал на коленях, не ел, не пил, это — факт. И тут же убивает. И как это все? А? Как? В нас тоже самое. Вот все, не буду больше никогда! А вечером опять пьяный. Все, ты моя любимая, дорогая! А вечером пришел, опять изменил.

— Это ужасно.

— Все ужасно. Грех ужасен. Вообще, грех омерзителен, — он корчит гримасу, как будто сейчас пробует грех на вкус.

— И вонюч.

— И вонюч… А мы его делаем. Вот в чем заключается борьба любого человека. Если актер обладает определенными не от него зависящими талантами, выходит такой фильм, как «Остров». Будь я в состоянии безалкогольном, я бы вам, мой дружочек, больше про веру рассказал. Но мне стыдно. Мне лично стыдно. Петеньке стыдно… — и я в который раз отстраняюсь — это Грозный, сидящий сороковой день на молитве со мной говорит.

— Вы сейчас, как адвокат дьявола, — говорю ему.

— Взгляните в собственную душу, — мягко говорит он. — Вы увидите. Вы сами знаете, что правильно было вот так, а сделала по-другому.

— Я борюсь с этим.

— И я тоже. И пьяница борется, и я сильно борюсь. Если б не боролся, я бы не сидел здесь.

— Почему вы не вставите зубы?

— Вопрос этот сложный. Во-первых, я хочу потихоньку тут заканчивать…

— Вы о четверге что ли?

— Нет… да, я об этом… И потом, по сути, для публики хорошо бы вставить, но я об этом долго думал, пока что мне лень. Скажу прямо. Если прибудет какая-то работа в кино, где это крайне важно… В «Царе» и «Острове» это было естественно и органично, как грим. Вот… Если ради искусства… Импланты ставить не буду — вредная штучка, но протез обычный можно сделать. Не знаю… Не знаю… Если роль, если обязан буду играть красавца…

— Думаете, сможете сыграть красавца?

— Ну… такого красавца в годах, — отвечает он, и я впервые чувствую в нем слабость.

— Ну и что, что в годах? Вы же не красавец.

— В молодости я был хорош собой, теперь поизносился, — говорит он, и я чувствую, что надо сказать ему, что он красавец, но не говорю.