Быстро отхожу от вешалки, пряча ключи в кулаке.

— На чем мы остановились?

Я напоминаю. Диктую имя, номер телефона и прошу, чтобы суперинтендант позвонила, когда будет время. Имя и номер фальшивые.

— Спасибо, вы очень помогли. — Я поворачиваюсь к выходу.

Вскоре уже забираюсь в салон «Джипа». Необдуманный поступок. Эта идея пришла ко мне, только когда я оказалась возле машины Кортни с ключами в руке. Глупо не воспользоваться шансом, который предоставила сама судьба — цепочка случайных событий, к которым я не имела никакого отношения.

Отпираю дверцу со стороны водителя и забираюсь внутрь. Быстро осматриваюсь: не в поисках чего-то конкретного, а скорее пытаясь понять образ жизни этой женщины. Она слушает музыку кантри, хранит груду салфеток из «Макдоналдса», читает журнал «Правильное домоводство» — его последний номер валяется на пассажирском сиденье среди россыпи писем.

К моему огромному разочарованию, я не обнаруживаю никаких улик, свидетельствующих о том, что Кортни Бейнс — убийца.

Вставляю ключ в замок зажигания и завожу мотор.

На приборной панели есть навигатор. Нажимаю кнопку меню и выбираю опцию «домой».

Не к себе, конечно, а к Кортни Бейнс.

Оказывается, она живет на Брэкет-стрит. Всего в трех милях езды.

Вариантов нет. Надо ехать.

Мышка

Со временем Мышка поняла, что у Фальшивой Мамы две стороны — как у монеты.

Когда отец Мышки был дома, она по утрам целый час одевалась и делала прическу. Красила губы симпатичной ярко-розовой помадой и душилась. Готовила завтрак для Мышки и отца перед тем, как тот займется работой, — причем не привычные девочке хлопья, а другие блюда: например, оладьи, блины, яйца «бенедикт». Мышка никогда раньше не пробовала ни блинов, ни яиц «бенедикт». Отец давал на завтрак только хлопья.

Когда отец Мышки был дома, голос Фальшивой Мамы становился теплым, мягким — просто очаровательным. Она называла Мышку милашкой, дорогушей и куколкой.

— Хочешь, я посыплю твои блинчики сахарной пудрой, куколка? — сюсюкала Фальшивая Мама с шейкером в руке, готовая посыпать блины кучей восхитительной сахарной пудры, которая растает во рту. Девочка качала головой, хотя ей очень хотелось этой пудры. Но даже в шесть лет она понимала, что за хорошие вещи иногда приходится платить, а Мышке этого не хотелось. Она начала скучать по холодным отцовским хлопьям, потому что никакой платы за них не требовалось — только молоко и ложка.

Когда отец Мышки оставался дома, Фальшивая Мама была сама доброта. Но так получалось не всегда: ему приходилось много ездить по делам. Нередко он уезжал на несколько дней.

До того как отец уехал по делам в первый раз, Мышка никогда не оставалась наедине с Фальшивой Мамой надолго, и ей этого совсем не хотелось. Но она ничего не сказала отцу, потому что знала, как сильно он любит эту женщину. Ей не хотелось ранить его чувства.

Вместо этого она просто сжимала его ладонь, пока он прощался. Думала, что если держать очень крепко, отец не уйдет. А если и уйдет, то возьмет ее с собой. Мышка была маленькой и вполне поместилась бы в его чемодане. И сидела бы там тише мыши.

Но отец поступил по-другому.

— Вернусь через несколько дней, — пообещал он. Не уточнив, через сколько именно. Мягко высвободил руку, поцеловал дочь в лоб и ушел.

— Мы с тобой прекрасно поладим, — пообещала Фальшивая Мама, поглаживая рукой каштановые пряди Мышки. Девочка стояла в дверях, стараясь не расплакаться: липкие пальцы Фальшивой Мамы дернули ее за волосы.